Она кивнула, с трудом сдерживая раздражение.
— Так это ты руководишь Центром?
— Именно.
Ее ноздри затрепетали.
— Спасибо, Фредерик. Теперь у меня не осталось никаких сомнений относительно ухода с этой работы.
Она решительно направилась к двери, но тут Брачер рассмеялся и сказал:
— Не суетись, Луиза, сядь. Тем двум ребятам пришлось изрядно попотеть сегодня, чтобы доставить вас сюда. Не думаю, что они придут в восторг, если вы уйдете так скоро.
Она поняла угрозу и уже не сопротивлялась, когда он взял ее за руку и подвел к большому кожаному дивану справа от стола.
— Ты не меняешься, дорогая кузина. Снова споришь со мной, зная, что я в конце концов все равно выиграю.
Брачер с воодушевлением играл роль гостеприимного и внимательного хозяина. Как только Луиза с мужем сели на диван, снова открылась дверь и вошел Бриггс. У него в руках был серебряный поднос с тремя хрустальными фужерами и бутылкой шерри.
— Хорошо, Бриггс, — сказал Брачер. — Эти двое… Как их зовут?
— Бауманн и Хокинс, — ответил Бриггс.
— Да, именно. Ты объяснил, чем им предстоит заняться сегодня вечером?
— Пока нет, капитан. Я подумал, что до захода солнца есть еще время.
— Иди и скажи им, что нужно делать, и проследи, чтобы все было готово.
Бриггс поставил поднос на стол и вышел.
Брачер повернулся к своим основательно приунывшим гостям.
— Полагаю, вы не откажетесь немного выпить.
— М-м, нет, спасибо, Фредерик, — сказал Невилл, прокашлявшись, — я не думаю…
Брачер наполнил все три фужера, не обратив внимания на слова Невилла, и поднял свой для тоста.
— За белую расу, — сказал он.
Он глотнул шерри, краем глаза заметив, что Невилл сделал то же самое. Луиза держала свой фужер в руке, продолжая рассматривать брата с подозрением и очевидной неприязнью. Невилл взглянул на жену, затем на Брачера, и отметил про себя их удивительное внешнее сходство. Конечно, Луиза возмутилась бы, доведись ей услышать, что и она, и Брачер, со светлыми, почти белыми волосами и прозрачными голубыми глазами представляют собой воплощение старой нацистской мечты. Оба были высокого роста и отличного сложения, хотя в стройности Брачера чувствовалась сила, а Луизу отличала хрупкая женственность. Безупречной формы нос, высокие аристократические скулы, прекрасная, почти прозрачная кожа и длинные тонкие пальцы — все это было в них так похоже. „Они словно родные брат и сестра“, — подумал Невилл. Ему пришла в голову мысль, что страстная этическая цельность Луизы и фанатический национализм Брачера были двумя сторонами одной медали, отражением двух натур, непоколебимых в своей правоте и потому односторонних, по-своему идеалистичных и нетерпимых.