«День такой уж выдался, воспоминания одни, — решил он, подъезжая ближе к прииску и подводя итог своим бесконечным мыслям о прошлом, навалившимся вдруг сегодня. — Это хорошо, что я когда-то для себя навсегда решил, что Писаревы с женитьбой старшего брата стали нашими любимыми родственниками. А уж если хорошо подумать, то породней и поприятней, даже поотзывчивее некоторых двоюродных и троюродных, живших поблизости от Оренбурга и невдалеке от того же Орска, да и не такими простыми, как считал отставной генерал-папаша, оказались они на поверку. Отцовские да и маменькины родственники по какой-то неведомой для всех причине считали всех себе должными, благодарности за любую помощь и поддержку им, особенно со стороны отца, не испытывали никакой вовсе, а только непонятно почему и чего ради требовали для себя немало. Хотя понятно, конечно. Отец, например, устроил на учебу и обеспеченную работу трех своих племянников. Младшего — на медицинский факультет в Питере, где тот учился на дантиста. Среднего — в Оренбурге в жандармское управление к своему приятелю, обер-полицмейстеру фон Дрейеру. А старшему помог открыть свое дело».
Что же касается Писаревых, то совершенно другие люди были они. Старшая сестра Ольги, Машенька, например, вышла замуж за простого казака из той же станицы Наследницкой, старателя Степана Рюнина. Так тот просто везунчиком оказался. Открыл Степан вскоре после женитьбы золотую жилу близ Орска, за несколько лет ставшую знаменитым на всю Россию Айдырлинским прииском. Известен он стал, пожалуй, не только ювелирным домам поставщиков двора Его Императорского Величества, но и за пределами России. Золото рекой потекло. Миллионы заработали. Да вот, жаль, беда случилась: как только Степка-то Рюнин миллионщиком нежданно-негаданно стал, пристрастился он к самому любимому русским народом напитку со всей своей удалью и страстью. Понесло его без оглядки в объятия зеленого змия — взялся пить по-черному, буянил днями и вечерами, скандалил, жену, как напьется, колотить стал, сквернословил, обзывал ее всячески на глазах своих собутыльников в кабаках, когда она его оттуда силком домой волокла. А потом девок публичных пачками в дом водить принялся, не обращая внимания даже на жену и детей. Причем все по-пьяни, все под парами. Смирновкой да дешевой дроздовской вместе со своими пьяницами-друзьями просто заливался. Иногда, правда, когда горевал, две-три бутылки шустовского коньяка за вечер выдувал, а так в основном по хлебному вину специализировался. И, что удивительно, когда трезвый был, хотя это бывало крайне редко — милейшей души человек был Степан Рюнин, добрый, отзывчивый, даже застенчивый малость. Но вот пристрастился к беленькой со страшной силой, она-то его и погубила.