— Ты противоречишь сам себе.
— Позволь объяснить. Еще есть немного времени.
— Говори.
— Люди разобщены. Я пытался обозначить проблему в штабе флота, но меня никто не стал слушать. Разве что Дитрих, но у него не хватит сил радикально повлиять на ситуацию.
— Не понимаю, о чем ты?
— О следующем шаге. Люди должны его сделать. Иначе наши кибернетические системы возьмут в свои руки всю полноту власти. Сейчас мы имеем в лучшем случае одного мнемоника на миллион граждан Конфедерации. И никто не согласиться имплантировать детей, создавать специальные школы, формировать новое поколение, которое уже не будет абсолютными пользователями, полностью зависящими от окружающей техносферы, неспособными ни понять ее, ни контролировать деятельность машин.
— Все равно не понимаю, к чему ты клонишь?
— Необходима внешняя угроза. Только тогда планетные правительства пойдут на реальное сотрудничество, станут продвигать проекты, способные сформировать поколение мнемоников.
— Ты же только что орал, что планету механоформ нужно аннигилировать!
— И сейчас скажу то же самое! Но мы с тобой должны выжить.
— Ты хотел сказать — захватить репликатор и выжить?
— Ничего не нужно захватывать. Я снял полную энергоматрицу устройства. Воссоздать рабочий образец — дело времени и техники. Ты понимаешь? Технология уже скопирована! Мне осталось только выбраться отсюда. Пусть планету аннигилируют!
— И ты решил, что я стану тебе помогать?
— Рощин, люди упрямы и ленивы. Никто не захочет перемен. Мнемоников боятся и недолюбливают. Но через пару поколений наши дети и внуки окончательно станут заложниками машин!
— Собираешься развязать новую войну? Это кнут, которым ты подстегнешь эволюцию?
— Войны не будет. Я воссоздам рабочий образец репликатора, воспроизведу с десяток механоформ и создам иллюзию глобальной угрозы. Заставлю властей предержащих думать о завтрашнем дне цивилизации.
— Ты сумасшедший.
— А ты глупец!
— Может быть, я не мыслю столь «широко», как ты, Найджел, но святость твоих мотивов вызывает сомнение.
— Значит, ты не станешь мне помогать?
— Нет. Шантажировать цивилизацию, — не мой стиль. Давай, не тяни. Нам все равно не разойтись миром!
— Я не буду драться с тобой Рощин. Ты мне не помеха. Мертвец. Такие предложения не делаются дважды. Прощай.
Вадим готовился к удару, но не сумел полностью нейтрализовать его.
Сознание вновь крутанулось, перед глазами поплыла багряная пелена, он потерял ощущение пространства. Оглушенный и дезориентированный, Рощин несколько секунд находился в некоем «пограничном» состоянии, откуда его внезапно вырвал пробившийся издалека голос Краба: