Он немного постоял в нерешительности, потом подошел ко мне и сел напротив.
— Мы с тобой хорошие друзья, Эд. Мне нужен твой совет. Я как раз собирался с тобой связаться, когда ты сам мне позвонил. Мы можем побеседовать так, чтобы это осталось между нами?
— Конечно, говори.
— Я встретил ее на вечеринке дней через пять после того, как она прилетела в Рим. У меня хватило глупости провести с ней четыре или пять дней — или скорее ночей. — Он посмотрел на меня и пожал плечами. — Ты знаешь, как это со мной бывает. Я начал за ней ухаживать, и она не стала оказывать сопротивления… — Он замолчал и скривился.
— Ну и что?
— После того как мы провели вместе четыре ночи, она завела речь о деньгах.
Я уставился на него:
— Ты хочешь сказать, что она попросила у тебя в долг?
— Ну, нет. Она хотела получить плату за свои услуги — буквально так, и довольно много денег.
— Сколько?
— Четыре миллиона лир.
— Господи! Должно быть, она сошла с ума! И что ты сделал? Посмеялся над ней?
— Она сказала это совершенно серьезно. Я безуспешно пытался убедить ее, что у меня нет таких денег. Была ужасная сцена. Она сказала, что все расскажет своему отцу и он меня уничтожит. Он устроит, чтобы меня выгнали из моей газеты.
Внезапно я почувствовал, как у меня по спине пробежал холодок.
— Погоди-ка. Ты что, хочешь сказать, что она тебя шантажировала?
— Думаю, это слово самое точное.
— Ну и что дальше?
— Я пошел на компромисс и дал ей пару бриллиантовых сережек.
— Ты поддался на шантаж, Джузеппе?
— Тебе легко меня критиковать, но я оказался в очень сложном положении. У Чалмерса достаточно влияния, чтобы убрать меня из газеты. Я люблю свою работу и больше ни на что не гожусь. Серьги обошлись мне в тридцать четыре тысячи лир, и, похоже, я легко отделался: гораздо легче, чем один из твоих коллег.
Я подался вперед и пристально посмотрел на него:
— Что ты имеешь в виду?
— Был еще один журналист, американец, который попал в такую же ловушку. Не важно, кто это. Мы с ним потом сравнили наши потери. Ему пришлось расстаться с бриллиантовым ожерельем, которое стоило ему почти всех его сбережений.
Я почувствовал внезапную слабость. Если Френзи говорил правду — а я был в этом уверен, — не приходилось сомневаться, что Хелен устроила мне западню, и, не упади она со скалы, я бы тоже был подвергнут шантажу.
А если эта история с Френзи выплывет наружу и полиция узнает, что я был таинственным мистером Шерардом, то мотивы для совершения мною убийства будут налицо. Скажут, что она попыталась меня шантажировать, я не мог заплатить и, чтобы сохранить свое место в газете, сбросил ее со скалы.