— Мне новенькая не нужна, меня и старенькая устраивала, — в интонациях мужчины слышался металл. — Вообще не понимаю, зачем было увозить её в такую даль! Я, конечно, ничего не имею против вашей клиники и специалистов… но добираться сюда…
— Станислав Витальевич, вы не беспокойтесь, всё будет хорошо. Скоро вы сможете забрать её. Вот, правда, ребёночка…
— Вы о чём?
— Беременна она была. И потеряла… — робко добавил женский голос.
— Ну, это дело наживное. И ведь не заикнулась даже.
«А я-то как? Всё о ней и о ней! Я что, не человек?»
Тишина, лишь медсестра тихонько позвякивает инструментом.
«Ребёнок? Потеряла? Он мне не простииииит!» — истошный визг заполонил всё, заглушил все звуки.
«Не ори! Только голову отпустило немного…» — несколько грубовато, стараясь морально подавить невидимую гостью, подумал Коля.
«А ты вообще уйди!» — взвизгнул голосок в голове.
«Кто бы говорил?»
— Посещение на сегодня окончено. Ей нужен покой.
— Приеду через неделю. Далеко вы забрались. Если что-то изменится, или надо что будет, звоните в любое время суток.
«Да вы что, озверели все? Со мной-то что?» — искренне негодовал молодой человек, но никому не было дела до его мыслей. Никому… кроме этого голоса:
«Вот сам и не ори, коль голову бережёшь…»
«Но я хочу знать…» — растерянно произнёс он, осознавая, что в очередной раз не промолвил и звука, лишь мысли.
«Пора бы понять — нас не слышат!»
«Ты же слышишь?»
«Я да… но вслух ничего сказать не могу…»
«И…»
— Я… — вырвалось наружу.
«Могу!» — ликование накатило волной, придав сил. — «Я могу говорить!»
— Что со мной? — превозмогая накатывающую волнами тянущую боль в районе виска, прошептал Коля и, услышав свой голос, онемел. — Что… что с моим голосом?
— Рано тебе ещё говорить, красавица. Швы разойдутся, не дай бог, потом никаким лазером лицо не подправят.
— Красавица? Обкурились, что ли?
— Успокойся, девочка. Всё хорошо… сейчас укольчик, и уснёшь… тебе отдыхать надо.
Потянулась бесконечная череда бредовых дней. Коля то просыпался, то вновь отключался. Голос свой страшно было слышать — тонкий, девчачий. Руки, ноги зафиксированы. И ощущения странные в организме, да ещё и женский, полный обиды голос в голове спросил:
«Почему ты можешь говорить?»
«Это пищание ты называешь — говорить? Меня, случаем, не кастрировали? Я там ничего не чувствую…»
«Это обычный мой голос», — в интонации невидимой собеседницы послышалась обида. — «Но почему я не могу говорить, а ты можешь?»
«Не знаю. И мне это не нравится».
* * *
«…как же мне плохо…» — череда причитаний не прекращалась, и не слышать их было невозможно. Мысленно взвыв, Коля огрызнулся: