Но ловкий адъютант оказался на высоте — он уверил «принцессу» в живейшем участии в ней своего начальника и письменно уведомил её о получении 27 января письма, в котором граф Орлов просил её о личной встрече. В октябре 1782 года Христинек, в то время уже подполковник и комендант Симбирска, рассказал путешествовавшему по России юному сыну Екатерины II Алексею Бобринскому «целую историю о той персоне, которая в Италии была и которая привезена была на кораблях в Петербург, где и скончалась». «Мне сказал, — зафиксировал в дневнике Бобринский, — что он из главных действующих лиц был, и что французский, испанский, свейский (шведский. — И. К.) и голстинский дворы писали к ней, и что деньгами её снабжали, что он успел все её бумаги схватить; что она прежде была в Голстинии, после в Польше, а оттуда поехала в Италию и именно в Неаполь; а оттуда приехала в Рим, откуда её и выманил он в Пизу, где её и повезли на кораблях; что с нею было два поляка, которых также повезли в Россию»>{170}.
Сама «принцесса» на следствии вспоминала, что посланец спрашивал её: та ли она особа, что послала письма и документы Орлову? Чем завоевал доверие претендентки бойкий адъютант — обещал ли поддержать её или просто намекал на недовольство Орлова порядками в Петербурге, — мы не знаем, но свою миссию он выполнил успешно. Во всяком случае, самозванка в беседе с аббатом оценила Христинека как человека «очень искреннего». Может быть, Елизавета не только увидела в нём очередного «спонсора», но и впрямь понадеялась на возвращение возможности играть прежнюю роль — или её и впрямь ослеплял блеск российской короны. Она всё ещё не верила своему счастью, так внезапно материализовавшемуся из её завиральных идей. Но деваться, судя по всему, ей было некуда — кардинал Альбани в очередной раз отказал в просьбе выдать всего-то тысячу цехинов. И она решилась.
Елизавета едва ли даже подозревала, что стала объектом целенаправленной «охоты», хотя бы потому, что вообще не представляла себе реалий российской жизни. «Находяся на другом краю Европы, никогда того не воображала, чтоб быть ей в здешнем месте», — вырвалось у неё на одном из допросов во время следствия в Петербурге>{171}. Между тем машина политического сыска пришла в движение. 12 ноября 1774 года императрица Екатерина II сообщила Орлову: «…Письмо, к вам написанное от мошенницы, я читала и нашла оное сходственным с таковым же письмом, от неё писанным к графу Н. И. Панину. Известно здесь, что она с князем Радзивиллом была в июле в Рагузе, и вам советую послать туда кого и разведать о её пребывании, и куда девалась, и если возможно, приманите её в таком месте, где б вам ловко было бы её посадить на наш корабль и отправить её за караулом сюда; буде же она в Рагузе гнездит, то я уполномачиваю вас чрез сие послать туда корабль или несколько, с требованием о выдаче сей твари, столь дерзко всклепавшей на себя имя и природу, вовсе несбыточные, и в случае непослушания дозволяю вам употребить угрозы, а буде и наказание нужно, то бомб несколько метать в город можно; а буде без шума способ достать есть, то я и на сие соглашаюсь».