Княжна Тараканова (Курукин) - страница 9

Сочинение Радзинского (и его фильм-монолог о том же предмете), названное «очередным историческим расследованием», на деле оказалось обычной псевдоисторической поделкой>{25}. Однако знойная «лав стори» в антураже «галантного века», пусть даже без «хеппи-энда», имела успех и заслужила восхищённые отзывы поклонниц творчества главного рассказчика России в Интернете: «…читается легко и с удовольствием. Честно говоря, во время чтения я так прониклась описанием княжны этой, что, живи я в XVIII веке и будь мужчиной — непременно в неё бы влюбилась».

Известный искусствовед Н. М. Молева давно увлечена сюжетом о Таракановой и свою версию биографии самозванки излагала в опубликованных ещё в 1980–1984 годах рассказах. В отличие от Радзинского, она стремится опираться на источники. Автор резонно не доверяет сложившимся вокруг самозванки «фантазиям» вроде её романа с Орловым и рождения в тюрьме сына, что «не находит никакого отражения в следственных материалах, как и самый факт появления ребёнка». Она не поддерживает также версию о таинственном «спасении» авантюристки из заточения, поскольку в имеющихся свидетельствах о её смерти, «пожалуй, трудно подозревать подделку». Молева отнюдь не увлекается романтической стороной событий, но, скорее, рассматривает сохранившиеся известия суперкритично и явно подозревает если не в лживости, то в заведомой ангажированности главных действующих лиц этой драмы, а также авторов и публикаторов XIX века, усматривая в их деятельности намерение утаить от публики главное: «Правда, личность следователя не вызывает никаких сомнений: добр, честен, благороден. Правда, соответствие копии несуществующему оригиналу тем более не подлежит сомнению; да и как может быть иначе в изданиях вроде Сборников Русского исторического общества или Чтений Общества истории и древностей российских? Но вот что случилось с оригиналами, откуда родилась уверенность в соответствии им копий, для чего было публиковать не проверенные самими исследователями повторения — эти вопросы никем и никак не поднимались». Императрица Екатерина, считает она, «как будто забывает о своих словах, не добивается подобного выяснения и от следователя»: «Напротив — императрица откровенно заинтересована в прекращении разговора с неизвестной, каких бы то ни было допросов и встреч». Ей кажется странным, что главный следователь А. М. Голицын «называет узнанные имена, обстоятельства, достаточно реальные, вполне доступные для проверки, и словно ждёт соответствующего разрешения — на запросы, переписку, вызов свидетелей. Ждёт и не получает ответа». Но при этом он якобы лишён доступа к бумагам самозванки: «Голицыну этих писем увидеть не довелось никогда».