– А главное, – перебил Мазукта, – и об этом тебе неплохо бы подумать – это тот факт, что вся эта тысяча подмастерий будет прекрасно знать, что такое несправедливость и как с ней бороться. Мы будем производить идеальные миры, вне всякой конкуренции, и в огромных количествах! Нет, ты представь, какие перспективы!
– Даже не представляю.
– Ха, вот видишь! Пройдет еще лет двести, пока поступят первые ученики, и тогда я начну…
Раздался короткий звонок, и Мазукта осекся.
– Уже?.. – моргнул он.
– А в чем дело? – спросил Шамбамбукли.
– Это сигнал, что для кого-то из учеников договор приведен в исполнение… Но так рано? Может, несчастный слу…
Звонок тренькнул снова. И еще раз. И еще.
– Что-то не так, – всполошился Мазукта. – Пойду посмотрю.
Он поспешил в приемную, Шамбамбукли пошел следом.
– Да что же это такое?! – Мазукта растерянно оглядывался по сторонам. – Как я теперь буду отделять человеческую сущность от сущности сожженых с ними дров? Почему они позволили себя кремировать? И почему так рано? И так много?!
Звонок тарахтел не умолкая.
– Девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять, – считал Мазукта, – тысяча, тысяча одна, тысяча две… Откуда лишние?! Две тысячи, три тысячи пятьсот, шесть тысяч, семь… восемь… десять… пятнадцать тысяч! Шамбамбукли, что происходит? Я же хотел как лучше! Я же… осчастливить… Доброе дело… Сорок тысяч! Сорок восемь тысяч! Почему?!
А ведьмы все продолжали и продолжали прибывать…
– Где я? – спросил человек.
– Ну что за дурацкий вопрос! – вздохнула канарейка. – И почему вы все начинаете именно с него?
– А все-таки где я? Это не похоже ни на ад, ни на рай.
– А это и не то, и не другое. Это приемная демиурга Шамбамбукли. Но сейчас шефа нет, я за него.
– А ты кто?
– Сам не видишь? Я канарейка.
Человек пригляделся.
– Тю! Ты же заводная.
– Ну и что?
– А как же ты разговариваешь?
– А я не разговариваю. Просто произношу некоторые фразы из стандартного набора. Правда, набор у меня большой. Ну да вы, люди, редко что-то оригинальное спросите, так что все в порядке.
– Но ты же неживая!
– Могу тебя заверить, я гораздо более живая, чем некоторые.
Человек насупился.
– Не смешно.
– Мне тоже. Но ты меня, если хочешь знать, оскорбил. Я – живое существо и горжусь этим.
– Ерунда. Заводная канарейка не может быть живой!
– Обоснуй.
– Ты не питаешься и не размножаешься. Этого достаточно.
– Как же я, по-твоему, могу размножаться, если я единственный обитатель этого мира, называемого «Приемная»?
– Делением.
– И не подумаю!
– Значит, ты неживая.
– А ты, когда был еще живым человеком, размножался делением?