, устрашающе орали бандиты.
Онна преследовала только одного человека — только его, Кено Мицухидэ! Лязг мечей, протяжные стоны и крики ярости следовали за ними по пятам.
Генерал, хрипло дыша, споткнулся, и, стукнувшись лбом о сталактит, упал. Искры вспыхнули в глазах, но даже на миг не осветили сузившийся проход. Туннель впереди, манивший надеждой на спасение, оказался сжат, точно тиски. С болью в ушибленной голове, слезящимися глазами, Мицухидэ пополз на четвереньках. Призывая на помощь Будду, задыхаясь и рыдая, причитал. Он опасался отверстий в стенах — в них мелькали огни факелов, серебристые шлейфы, оставляемые резкими взмахами клинков; через них доносились отчаянные вопли сражающихся и навязчивое звяканье доспеха неотступного, словно рок, Оннигороши.
— От лунного света не сбежишь, Мицу-кисама! — хохот Сапфирового Воина — издевательский, пронзительный, словно ветер с гор. Эхо прокатывалось по туннелям снова и снова.
Смерть, вопли и кровь, казалось, питали дьявола-убийцу, придавая ему силы.
Крики утихли, но лязг оружия и шелест одежды не пропали. Онна сражалась только с одним монахом. С настоятелем храма Минобусан, Сендэем.
Мицухидэ выбрался из туннеля на канатный мост, внизу, сквозь огромную трещину, увидел выбившегося из сил окровавленного Сендэя. Монах отступал к зияющей чернотой пропасти, за ним медленно продвигалась неотразимая как смерть демонесса Онна. Дух настоятеля был невозмутим — даже на краю гибели, раненый, он отбивался и нападал. Комендант прошёл мост и потерял обоих из виду. Наконец воцарилась тишина, нарушаемая лишь уныло свистящими сквозняками. В любую минуту страшная Онна могла выбраться из трещины, поэтому беглец обрубил канаты моста.
В следующем туннеле пол скользкий, мокрый, крутой спуск с горы. Мицухидэ покатился, и, шлёпнувшись в лужу холодного лунного блеска, отполз, приникнув к стене. Тело било сильной дрожью, он ведь основательно промок. Страх сковал руки и ноги, голос будто тоже замёрз. Мицухидэ лишь бессмысленно глядел перед собой.
Сколько он так просидел в темноте и беспамятстве, неведомо. Ужасное приключение из раннего детства, позабытое и похороненное, как мнилось ему, в водах утекшей реки, нахлынуло вновь, и никуда не убежать от него, потому, что не убежишь от самого себя. Тогда, давно, мальчишка лет пяти, Мицутти потерялся в лесу и нечаянно стал свидетелем синтоистского обряда, как показалось ему, общения с настоящими огромными духами, пылающими алым и ультрамариновым сиянием. Для его неокрепшего умишка справиться с ужасом увиденного, театрального по существу действа, было невозможно, и… Мицутти долго не мог говорить, не мог ходить на подгибающихся ножках, страдал от стыдной болезни. Отец и мать отдали его за много