У Джонатана заныло в животе. Он причинил ей боль. Это слышалось по голосу. Потребуется много терпения, чтобы загладить свою вину, но он попытается. Как же он позволил ей взять такую власть над собой? Да, конечно, немалую роль тут сыграло физическое влечение, но не только. Их связывали узы дружбы. Но даже друг заслуживал, чтобы с ним обращались более бережно, чем он обращался с Девон.
Впрочем, какая разница? Одно сознание того, что он увидит ее, улучшило Джонатану настроение. Стаффорд погрузился в работу, сосредоточившись на проблемах «Холидекса», которые росли как на дрожжах. Когда наступил вечер, Джонатан с удивлением обнаружил, что он сделал за этот день больше, чем за предыдущую неделю. В семь тридцать он облачился в светло-голубой свитер без воротника и шерстяные слаксы цвета морской волны. Этот тщательно подобранный костюм должен был обозначать здравомыслие и отсутствие агрессивности. Если бы он не тревожился за предстоящий вечер, то непременно улыбнулся бы. За годы занятий бизнесом у него накопилось немало подобных уловок.
Когда машина подъехала к дому Девон, он послал наверх Генри, не желая поощрять ее воинственное настроение. Когда девушка оказалась рядом, он внимательно всмотрелся в ее лицо, но не увидел ничего особенного. Разве что прекрасные глаза Девон горели чуточку ярче, чем обычно.
— Я… я думала, что ты встретишь меня в ресторане.
— Я передумал. — Ему хотелось видеть ее: он и так слишком долго ждал. Теперь, сидя рядом и вдыхая аромат апельсинового цвета, Джонатан едва сдерживался, чтобы не заключить Девон в объятия и не уткнуться лицом в ее волосы.
— Куда мы едем? — Она беспокойно ерзала, пытаясь отодвинуться подальше.
— К «Валентино». Тино знает, что нам нужен тихий столик где-нибудь в углу.
Девон облизала губы, и они сразу заблестели. Он понял, что девушка вспомнила, как они были там в прошлый раз. В тот вечер он рассказал ей свой сон. У Джонатана прилила кровь к пояснице. Девон отвернулась и уставилась в темноту.
— Может быть, ты предпочла бы что-нибудь другое?
— Нет-нет. «Валентино», так «Валентино».
Их провели в зал и усадили за тот же столик с красной клетчатой скатертью, который они занимали в прошлый раз. В середине его мерцала одинокая свеча в красном подсвечнике.
— Что-то ты подозрительно тихая, — осторожно сказал Джонатан, когда у них приняли заказ.
— Ты сказал, что будешь говорить за нас обоих. Я приехала сюда только затем, чтобы выслушать тебя.
Джонатан тяжело вздохнул. Она не собиралась облегчать ему задачу.
— Начнем с того, что я прошу прощения. Мне следовало рассказать тебе о пожаре. Ты вела себя честно, и я должен был ответить тебе тем же. Я ничего не стал рассказывать, потому что надеялся, что ты утратишь интерес к этой теме и все кончится само собой.