Помню свое удивление, когда впервые увидела комнаты того дома. Я предполагала, что мы находимся в захудалом здании, построенном в семидесятых. Напротив: обстановка была не новая, но довольно красивая, массивный антиквариат в стиле ампир, повсюду темное дерево и высокие сводчатые, как в соборе, потолки. Дом представителя верхушки среднего класса. Хороший, со вкусом спланированный дизайн.
Открывшееся пространство показалось мне божественным, от окна дул легкий ветерок. На улице было сыро, только что прошел небольшой дождик, и с листьев еще падали капли воды. Позже на мою долю выпали и дни без еды, и вечера в комнате, приспособленной для пыток электричеством. Меня привязывали в различных неестественных позах и держали так часами, пока не затекали конечности и не начинали болеть все мышцы. Но я могла пережить все это ради удовольствия вновь ощутить на своей коже дуновение ветра. Я глянула на Джека Дербера с благодарностью: вот до чего человека может довести заточение.
Долгое время он не разговаривал со мной, лишь тащил по длинному коридору с несколькими дверьми. Боясь показаться строптивой, я даже головой почти не крутила, но все же кинула взгляд на кухню в глубине дома — безупречно чистую комнату, очень светлую, с перекинутым через край раковины полотенцем в цветочек.
Почему-то эта деталь особенно привлекла мое внимание. Маленькое изящное полотенце, с которым он наверняка обращался аккуратно, вытирая им чисто вымытую посуду… он… тот самый человек, который мучил меня, вырвал из нормальной жизни и бросил в ад. И при этом вытирал посуду, заботливо расставляя ее по местам каждый вечер. У меня создалось впечатление, что он живет в соответствии с четко заведенным распорядком, а наши истязания лишь часть его графика. Самое обычное дело в ряду прочих, а потом, в конце выходных, он как ни в чем не бывало вернется в бурлящий жизнью колледж, к своей работе.
В тот самый первый раз он отвел меня в библиотеку. Комната казалась громадной, с высокими потолками и дубовыми шкафами вдоль стен. Полки чуть ли не ломились под весом толстых томов. Каждый фолиант был вставлен в обложку грязно-белого цвета, так что я даже не могла прочитать что-нибудь на корешках. Правда, на них имелась маркировка. Следующие несколько месяцев я часто бывала наверху и смотрела на эти книги, пытаясь переключить сознание с боли, которую мне причиняли, но так и не смогла расшифровать эти надписи. Слова были на английском, но, видимо, я утратила способность нормально воспринимать даже родной язык.
Посреди комнаты стояла огромная дыба; как я узнала позже, точная копия средневекового орудия пыток. Выглядела она новенькой, будто предмет декора, поставленный шутки ради. Но это отнюдь не было шуткой. Наверху нас вели прямиком на дыбу.