Дальше я идти не собирался.
Заполз я в этот осинник, в самую гущу, где деревья росли чуть не вплотную, замел свой след, как сумел, и залег. Подошвы у меня огнем горели, ноги ныли все время, пока я на гору лез. А мускулы от колен и ниже болели как сто чертей, - все оттого, что я старался ступни сберечь. В общем, растянулся я в зарослях и ждал, что дальше будет.
Они, конечно, могут меня здесь найти, дело такое, но порыскать им придется.
Пальцы стискивали дубинку, а я все ждал и слушал, ловя малейший шум. Осины шептались наверху, где-то в листве возилась птица - или зверушка какая-то, но апачи не появлялись. Кончилось тем, что я просто заснул. Не знаю уж, как случилось... Заснул - и все.
Через несколько часов меня разбудил холод. Вокруг было тихо. Я еще полежал немного, потом медленно сел. От этого движения у меня невольно вырвался стон, но я его проглотил раньше, чем он стал слишком громким. Ничего не было видно, ничего не было слышно, и я, естественно, улегся снова, зарылся поглубже в палые листья и опять заснул.
Когда проснулся в следующий раз, было уже утро. И я окоченел от холода. Выполз из осинника, огляделся, но не увидел и следа апачей.
Подобрал я свой сверток, проковылял через осинник и начал спускаться во внутренний каньон. Через час остановился в лощинке, среди редких деревьев и валунов, развел маленький костерок из сухого хвороста, горящего без дыма, и зажарил кусок лосятины. Среди деревьев послышался слабый шорох, я бросил пару костей возле погасшего костра и побрел дальше вниз.
Попозже, среди дня, я снова промыл ступни отваром змеиной травы. Не знаю, лечил ли он на самом деле, но ногам было приятно и болело меньше.
Отдохнул я с часок, а после двинулся вниз по ручью. Через какое-то время нашел пчелиную траву - еще ее иногда называют вонючей травой. Навахи используют ее для добывания огня трением, потому что хрупкий стебель, когда его вращают между ладонями, вспыхивает минуты через две, а то и быстрее, особенно если добавлять мелкий песок, чтобы трение было сильнее.
Я все время следил за склоном, по которому спускался, но не видел никаких следов апачей. Может, их отпугнуло совиное уханье - знак смерти, а может, совиное уханье вместе с дохлым койотом, а может, сознание того, что они слишком далеко забрались на земли ютов... Во всяком случае, от них ни следа не осталось.
Но это не значит, что я тут был один. Кто-то следил за мной из кустов, наверно, тот самый волк. Известно, что волк может идти по следу человека или животного много миль, а этому волку не надо было чужих подсказок, чтобы сообразить, какой я слабый. Он ведь чуял запах крови и гноя от моих израненных ног. Хоть я его опасался и не доверял ему ни на грош, но обиды на него за это не держал. Он - дикий зверь, должен добывать себе пропитание где и как сможет... я даже относился к нему с сочувствием, потому и подбрасывал то кусочки мяса, то косточку-другую.