— Вы кончили, нотариус? — произнес Кадош слабеющим голосом. — Больно медленно вы пишете! Я уж засыпать начал. Быстрей шевелитесь, законник, не тяните!
— Готово! — сказал нотариус. — Сумеете подписаться?
— Получше, чем вы! — ответил Кадош. — Но я плохо вижу. Дайте мне мои очки и понюшку табаку.
— Вот, возьмите! — сказала мельничиха.
— Эх, хорошо! — крякнул нищий, в полную меру насладившись понюшкой. — Вроде я и пободрей стал. Еще, видать, жив курилка… хотя все у меня болит, болит чертовски! — Он бросил взгляд на завещание и забеспокоился:
— А вы не забыли чугунок и его содержимое?
— Конечно, нет! — ответил господин Тайян.
— И правильно сделали! — сказал Кадош подчеркнуто ироническим тоном. — Хотя все, что я вам тут наговорил, — басня. Я ее сочинил, чтобы посмеяться над вами.
— Я не сомневался в этом! — радостно воскликнул мельник. — Будь у вас эти деньги, вы бы вернули их по принадлежности. Вы же всегда были порядочным человеком, дядюшка!.. Правда, вы украли мою кобылу, но это одна из ваших шуточек; вы бы привели ее обратно! Бросьте, не подписывайте эту чепуху! Мне ваш скарб без надобности, а какому-нибудь бедняку он может пригодиться. Да, впрочем, у вас, может быть, есть какой-нибудь родственник; я не хочу, чтобы он лишился хоть одного су из той малости, что вы скопили.
— Нет у меня родственников! Я их всех похоронил, слава богу! А что до бедняков, то я их презираю! Дай мне перо, или я тебя прокляну!
— Ладно, ладно, позабавьтесь, дядюшка! — сказал мельник, передавая ему перо.
Нищий поставил свою подпись; потом, с ужасом оттолкнув от себя бумагу, закричал:
— Заберите, заберите от меня это! Она на меня накличет смерть!
— Порвать ее? — спросил Большой Луи, готовый привести свои слова в исполнение.
— Нет, нет, не рви! — запротестовал нищий, в последний раз собрав свою волю. — Положи ее себе в карман, мой мальчик, и, может быть, ты на этом не потеряешь. Да, а лекарь-то где же? Он мне нужен, чтобы прикончил меня поскорее, ежели мне суждено еще долго так мучиться!
— Придет, придет! — успокоила его мельничиха. — И кюре придет с ним. Я позвала обоих.
— Кюре? — переспросил Кадош. — А его-то зачем?
— Чтобы сказать вам слово утешения, папаша Кадош. Вы ведь всегда помнили о боге, и душа ваша заслуживает заботы о себе, как и всякая другая. Я уверена, что господин кюре не откажется приехать к нам, чтобы дать вам причаститься святых даров.
— Значит, пропащее мое дело? — произнес умирающий с глубоким вздохом. — Коли так — довольно глупостей! Пусть этот кюре идет ко всем чертям, хотя он по сути добрый малый и не дурак выпить. Но попам я не верю. Я почитаю господа бога, а священников не уважаю. Господь дал мне деньги, а священник заставил бы меня их вернуть. Дайте мне умереть спокойно! Племянник, ты обещаешь мне раскроить дубиной башку проклятущему колымажнику?