Из милиции уличного оракула сочли полезным препроводить в ГПУ, а там после сравнительно недолгого дознания открылась довольно любопытная история. Прорицатель судеб в живописных отрепьях оказался бежавшим из исправительно-трудового лагеря жандармским полковником бароном Корфом, бывшим владельцем густонаселенных доходных домов на Лиговке и Литейном проспекте.
— Кэс кё сэ, мон шер? Что с вами происходит, любезнейший барон? — изумился уполномоченный КРО Петр Адамович Карусь, которому года за три до этого довелось вести разбирательство по делу жандармского полковника. — Объясните, бога ради, этот забавный маскарад.
Удивился, в свою очередь, и беглый жандарм:
— Как, гражданин следователь? Вы говорите по-французски? Вот уж никак не ждал!
— Практикуюсь помаленьку, — неохотно подтвердил Карусь. — Однако что же сие означает? Кустарно сработанные бельма, дурацкие какие-то предсказания? Разумно ли это, барон? Считаете себя интеллигентным человеком, закончили, насколько помнится, юридический факультет и вдруг ударились в кликушество?
— В соответствии с популярной песенкой, уважаемый гражданин следователь…
— Ничего не понимаю… Какой еще песенкой?
— Советской, гражданин следователь, не какой-нибудь старорежимной. Сами небось изволили слышать? «Цыпленок пареный, цыпленок жареный, цыпленок тоже хочет жить»… И так далее, до последнего куплета…
— Не разберу, к чему тут цыпленок?
— А к тому, радость моя, что человеку надобно кормиться. Брюхо, извините, своего требует, ничего с ним не поделаешь. В Гепеу вы меня на службу не возьмете — родословная для вас неподходящая, а к другим занятиям не имею призвания…
Следствие вскоре убедилось, что беглый полковник действовал по собственному разумению. И, вероятно, не догадывался о всеобщей моде на пророчества, которая вспыхнула в то лето по всей Европе, вовлекая в свой круговорот весьма известных лиц.
Так уж вышло, что пророчества эти касались исключительно России и дальнейших путей ее развития. Заканчивался пятый год существования Республики Советов, утихли военные грозы, да все не стихали никак, все не могли войти в нормальное русло бурные человеческие страсти, взбудораженные Октябрем.
Предсказаний вообще-то хватало и раньше, с первых дней Советской власти. Что же касается новой серии, образца, так сказать, 1922 года, то открыл ее Павел Николаевич Милюков, бывший лидер буржуазной кадетской партии и бывший министр иностранных дел в правительстве Керенского.
Выступая с лекцией перед студентами Сорбонны, почтенный профессор заметил, что Советская власть, по его мнению, агонизирует, что дни ее наконец-то сочтены и не позднее чем к осени правление кремлевских узурпаторов должно смениться истинно русской демократией. Будет ли она похожа на английскую конституционную монархию, сказать пока затруднительно. Скорей всего, национальная общественная мысль найдет свое собственное решение.