— Вы, стало быть, тоже журналист?
— В настоящее время нет, но был корреспондентом французской прессы в Петербурге…
— Это когда служили у штабс-капитана Тхоржевского?
— Да.
— Совмещали, значит, журналистику и шпионаж? Любопытно. Он что же — нелегал, этот ваш английский коллега?
— Понятия не имею.
— А какой орган прессы представляет в Петрограде?
— Я как-то не интересовался…
— Допустим. Ну а адрес господина Дюкса вам известен? Имейте в виду, Илья Романович, от честного ответа на этот вопрос многое зависит.
— Увы, адреса я не знаю. По некоторым признакам могу судить, что Дюкс на нелегальном положении.
— Ну что ж, поверим вам на слово. А почему вы не написали про Марью Ивановну? Она тоже журналистка?
— Никакой Марьи Ивановны я не знаю…
— Бросьте прикидываться, Илья Романович! Разве вы еще не поняли, что игра начисто проиграна? Ваша дочь Жоржетта и то успела это сообразить…
— О, мое бедное дитя! — запричитал Китаец. — Значит, она в темнице Чека? О, я так и думал, сердце мне подсказывало! Несчастная малютка! Могу я ее видеть?
— Всему свой срок, — отрезал Николай Павлович, начиная против воли сердиться. — Так когда же вы познакомились с Марьей Ивановной и какого характера было ваше знакомство?
И снова уселся Китаец за столик машинистки, снова выдавливал из себя осторожные полупризнания.
За окнами начало светать. Громыхали первые утренние трамваи.
В половине восьмого позвонили из Седьмой армии. Полковник Люндеквист, как удалось выяснить, к месту новой службы еще не выезжал. Находится на излечении в лазарете по поводу простудного заболевания. Болезнь, судя по некоторым признакам, явно дипломатическая.
Следом позвонил Иван Петрович Павлуновский, с ходу включившийся в следственную работу.
Новость была важной. Соседка Китайца Марья Александровна Воейкова, ни минуты не упорствуя, призналась, что выполняла некоторые щекотливые поручения Ильи Романовича. Дала, к примеру, список и адреса лиц, чья корреспонденция на контроле военной цензуры, снимала копии с особо интересных писем фронтовиков. Клянется, что и понятия не имела о шпионаже. Илья Романович заверил ее честным словом дворянина, что все это требуется для его журналистских занятий.
— Спасибо тебе, Иван Петрович, по-моему, это кое-что проясняет, — сказал Комаров в телефонную трубку. — Ты, пожалуйста, успокой гражданку Воейкову. Безвинных мы в тюрьме держать не будем…
Китаец внимательно прислушивался.
— Итак, вам добавить больше нечего? — спросил Николай Павлович. — Тогда прервем наш милый разговор до другого раза. И рекомендую поразмыслить на досуге, да не слишком запаздывать. Хуже нет оказаться последним…