Трудный Роман (Марчик) - страница 18
Роман думал о своем. Уже несколько раз после театра он говорил по телефону со своей новой знакомой. Им говорилось легко, безо всякого внутреннего принуждения. Перескакивали с одного на другое, и каждый пустяк, каждая деталь и случайная мысль казались Роману значительными, исполненными особого, тайного, не выявленного до конца смысла. Но это как раз и придавало беседам особую доверительность.
Чаще всего Роман говорил из будки телефона-автомата. Он так увлекался, что совсем не обращал внимания на холод: но, в конце концов, спустя час или два, сколько удавалось выдержать, мороз все-таки вынуждал его покинуть «поле боя».
И постепенно в результате этих телефонных разговоров для него стало потребностью ежедневно разговаривать с ней.
«Как, по-твоему, на что больше всего похожи полевые ромашки?» — спросила она вчера.
«На яичницу-глазунью. На подсолнух. На маленькое солнце. На твою голову», — ответил он, посмеиваясь.
«Нет, нет, нет! — возразила она. — Ни за что не догадаешься. Это глаза людей, которые когда-то жили на нашей земле».
«Что-о? — удивился он. — Вот так мистика…»
«Ах, Роман, ведь есть в утренней дымке над зелеными холмами, в тихих дубравах, в пасущихся в высокой траве лошадях что-то древнее, вещее!»
«Все очень просто, — сказал после некоторого раздумья Роман, дыша в покрывшуюся инеем трубку. — Природу ты воспринимаешь как горожанка. Увидела лошадей — и ах, ах…»
«Ой, как ужасно ты рассуждаешь! — возмутилась она. — Неужели ты такой сухарь? Я не лошадей люблю, а свою землю, свою родину…»
«Доказано, что наследственность, всякие там гены — это особым образом расположенные хромосомы, дезоксирибонуклеиновая кислота, одним словом — химия. Так и чувство любви, в конечном счете, какое-нибудь мудреное химическое соединение в крови, — невозмутимо продолжал Роман. Он не намерен был отступать. Их споры были как увлекательная игра. — А эти твои дубравы просто красивый художественный образ».
«О боже, подумай, что ты говоришь! Надеюсь, ты шутишь…»
Когда Роман сообщил, что они пойдут в театр втроем, Женя вдруг прыснула, и он тут же отругал себя за нелепый душевный порыв, когда пригласил Костю. Но менять что-то было уже поздно.
«Вот послушай, теперь я тебе почитаю стихи».
Роман стал читать в трубку деревянным, как бы остановившимся на одной ноте голосом, но она прервала его со смехом:
«Подожди, Рома, кто-то звонит в дверь».
Спустя некоторое время заговорщицки зашептала в трубку:
«Ром, ко мне один человек пришел. Позвони завтра».
Будто острым, тончайшим жалом укололо Романа. «Кто бы это мог быть? — размышлял он. — Если кто-то из родных, то зачем шептать в трубку. Почему она не захотела окончить разговор?»