— После того, что случилось, думаю, нам с Софьей лучше развестись.
— Забудь об этом, — отрезал тесть.
— Но почему?
— Потому что с филистимлянами не разводятся. С ними сражаются не на жизнь, а на смерть.
— Тем более.
— Ты можешь, конечно, подать на развод, но как ты собираешься жить?
— Ну жил же я как-то раньше.
— Раньше, — тесть рассмеялся, — не думаешь же ты, что я оставлю тебя просто так в покое?
— Почему?
— Потому что ты — говно, которое прилипло к моему ботинку. Что в таком случае делают с говном?
Это была откровенная угроза, и Мстиславу ничего не оставалось, как отправиться к себе на службу (так он называл работу).
Я не стану описывать все те муки, которые пришлось перенести Мстиславу Ерофеевичу в доме тестя.
Скажу только, что тесть уволил всю многочисленную прислугу, а также нескольких рабочих, работающих во дворе.
— Зачем платить чужим гоям, когда есть свой необрезанный филистимлянин, — прокомментировал он свой поступок.
Так вот, дошло до того, что душевные муки Мстислава Ерофеевича значительно превзошли вероятные муки телесные, и, будучи в состоянии алкогольного опьянения он решился… Он заявился к знакомому хирургу, и не отстал от него, пока тот не надругался над лучшим и единственным другом Мстислава Ерофеевича.
Вернувшись домой, Мстислав Ерофеевич, не раздеваясь, ввалился в кабинет к тестю.
— Я сделал это! — радостно заявил он, несмотря на боль.
— Что ты сделал? — поморщился тесть.
— Я стал одним из вас.
— И каким же это образом, позволь полюбопытствовать? — спросил тесть таким тоном, что в комнате запахло желчью.
— Я сделал обрезание.
— Покажи.
Мстислав Ерофеевич снял штаны.
— Какая гадость!
— Но ведь вы сами…
— И ты смел подумать, что это позволит тебе… — от негодования тесть так и не смог сформулировать, что это должно было позволить Мстиславу Ерофеевичу.
— Вы же сами говорили…
— Я говорил, когда думал, что ты — человек! Неужели ты думаешь, что я приму мразь, подтирающую мне зад по субботам? Ты еще хуже, чем я думал. Ты даже не чмо… ты… ты… Ты обрезанный филистимлянин! Пошел вон с глаз моих. Отныне ты будешь жить в сарае за гаражом!
Мстислав попытался найти защиту у жены, но она даже слушать его не стала.
— Я думала, ты мужик, а ты…
— Но что я мог?
— Послать папика на х…
— Чтобы он меня уничтожил?
— Дурак, он бы только начал тебя больше уважать, а теперь… Иди в сарай с глаз моих!
— Ты никогда меня не любила! — бросил он через закрытую дверь и отправился спать в сарай.
Но все это было прелюдией к настоящему горю Мстислава Ерофеевича, которое (горе) случилось с ним во время третьей ночевки в сарае.