— Но там же еще была большая кровать, села бы туда!
Джессике как подруге было неудобно за мое поведение.
— Он себя неважно чувствовал, — сказала я.
— Это как? — недоверчиво спросила Джессика.
— Плохо видел, плохо слышал.
Джессика несколько раз раскрыла и закрыла рот, кипя от возмущения.
— А ничего нового он не мог придумать?
— Это и было новое, в прошлый раз он хорошо слышал, — сказала я.
— У меня слов нет! — сказала Джессика.
— Я вижу, — виновато сказала я.
— Ты обещала советоваться со мной, когда тебе что-то придет в голову!
— Но это пришло мне в голову в пять часов утра! — попыталась оправдаться я.
— Надо было позвонить и разбудить меня!
Я улыбнулась. Если бы Джессика увязалась со мной, в моей жизни не было бы этой утренней сказки.
— Но согласись, — не сдавалась Джессика, — это просто неприлично — сидеть на коленях у незнакомого человека!
— Ну. Мне кажется. Что мы с ним. Уже немножечко знакомы.
— Но не до такой степени, — возмущалась Джессика, — чтобы восседать у него на коленях, а потом еще вдобавок и заснуть на его плече!
— Согласна, — вздохнула я.
Джессика видела, что мне и так не по себе после всего, что происходило со мной в здании театра. Сейчас, на другой территории, когда с меня спадали чары, я и сама не могла понять, как со мной могли приключиться такие вещи, которые легко и запросто происходили в сумраке театра.
— Ну а о чем сказка-то была? — Джессика постаралась сменить тему.
Я надолго задумалась. Я не могла вспомнить.
— Ты что, правда ничего не помнишь? — безмерно удивилась Джессика.
— Но я же спала!
— Слушать надо было! Ты же сама хотела что-нибудь поподробнее узнать об этом человеке!
— Но я не привыкла в пять часов утра сказки слушать! — опять оправдывалась я.
— Невнимательная моя, — сказала Джессика, — а теперь мы с тобой даже этой сказки не знаем! И у нас, как обычно, ни одной зацепки нет!
— Ну почему же нет, — сказала я, — мое подсознание наверняка все внимательно выслушало. И когда-нибудь оно поделится с нами тем, что запомнило.
Джессика качала головой и смотрела на меня ну просто с восхищением.
А после бара я не пошла домой. Ноги сами привели меня к дому бабушки Урсулы.
И бабушка Урсула ничему не удивилась. Она усадила меня за стол, заварила чай и выложила на большое блюдо теплые пирожки.
Я осторожно взяла горячий чай и стала скрывать за его паром свои новые слезы. Бабушка Урсула терпеливо ждала моего откровенного рассказа.
И я, всласть наобжигавшись горячим чаем, начала этот рассказ.
— Три имени, — сказала я.
— Что три имени? — не поняла бабушка Урсула.
— Написать на запотевшем стекле хочется.