Правление Казимира I было в довольно-таки беспокойное время для Польши, поэтому помощь брата жены для подавления восстания в Мазовии была ему нужна. И Ярослав еще раз оказал своему зятю помощь в 1047 г.: «Ярослав пошел на мазовшан, и победил их, и убил князя их Моислава, и покорил их Казимиру» [62, 110]. Вероятно, после этой победы над мазовшанами Ярослав женил своего сына Изяслава на сестре Казимира Гертруде. Родственные отношения государей помогали Польше и Руси поддерживать добрососедские отношения. Но в 1054 г. киевский князь Ярослав I Мудрый скончался, а спустя четыре года умер и король Польши Казимир I Восстановитель, который не без помощи своего шурина восстановил королевскую власть на всей территории страны.
Необходимо упомянуть о церковных делах на Руси во времена правления князя Ярослава. Еще при князе Владимире I Русь была тесно связана международными договорами с католической Германией, с которой не имела общих границ, но это был очень важный союзник в периоды войн Руси с Польшей. Правда, с католической же Польшей Русь чаще не воевала, а дружила.
В самом начале 2-го тысячелетия через Киев проследовал с миссионерскими целями любимец короля Болеслава архиепископ Бруно Кверфуртский из Тюрингии, бывший капелланом германских императоров Оттона III (983–1002) и Генриха II (1002–1024). Архиепископ Бруно попытался создать на территории Польши миссионерский центр, но из-за немецко-польской войны стал проповедовать среди «черных венгров» в Трансильвании, печенегов, пруссов и погиб в 1009 г. на границе Литвы и Руси. Из его послания-отчета германскому императору Генриху II можно узнать об отношениях князя Владимира к посланнику католического Запада, следовавшему через Киев к печенегам.
«Государь Руси (senior Ruzorum), великий державой (regnum) и богатствами, в течение месяца удерживал меня против [моей] воли, как будто я по собственному почину хотел погубить себя, и постоянно убеждал меня не ходить к столь безумному народу, где по его словам, я не обрел бы новых душ, но одну только смерть, да и то постыднейшую. Когда же он не в силах был уже [удерживать меня долее] и устрашен неким обо мне, недостойном, видением, то с дружиной два дня провожал меня до крайних пределов своей державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой. Спрыгнув с коня на землю, он последовал за мною, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими боярами (maiores) вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы – на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честный гимн: „Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!“ По окончании респонсория государь прислал к нам [одного из] бояр с такими словами: „Я проводил тебя [до места], где кончается моя земля и начинается вражеская; именем Господа прошу тебя, не губи к моему позору своей молодой жизни, ибо знаю, что завтра до третьего часа суждено тебе без пользы, без вины вкусить горечь смерти“. Я отвечал: „Пусть Господь откроет тебе [врата] Рая так же, как ты открыл нам путь к язычникам!“» [26, 314].