«Народ беден и угнетен тяжким рабством, ибо всякий, у кого в распоряжении толпа слуг, может войти в дом поселянина, безнаказанно делать что угодно, похищать и истреблять вещи, необходимые в домашнем обиходе, и даже жестоко бить самого крестьянина. С пустыми руками крестьян не пустят к их господину ни за каким делом; если даже они и будут допущены, то их все-таки отошлют к управителям, которые без подарков ничего доброго не сделают. Это относится не только к людям низшего класса, но и к благородным, когда они желают получить что-нибудь от вельмож. Я слышал от одного первостепенного чиновника при молодом короле такое выражение: „В Литве всякое слово стоит золота“. Королю они платят ежегодную подать на защищение границ государства; господам обязаны работать шесть дней в неделю, кроме оброка; наконец, в случае свадьбы или похорон жены, также при рождении или смерти детей, они должны платить известную сумму денег приходским священникам (это делается во время исповеди)» [61, 273].
О жизни простолюдинов Великого княжества московского Герберштейн сообщает понемногу в разных частях своего произведения, поэтому можно привести более компактное сообщение английского посла Джильса Флетчера, сделанное на полвека позже:
«Дворянству дана несправедливая и неограниченная свобода повелевать простым или низшим классом народа и угнетать его во всем государстве, куда бы лица этого сословия ни пришли, но в особенности там, где они имеют свои поместья или где определены царем для управления. Простолюдинам сделана также некоторая маловажная уступка тем, что они могут передавать свои земли по наследству любому из сыновей, в чем они обыкновенно следуют нашему Gauillkinde, и располагать имуществом своим произвольно, имея право дарить и завещать его по собственному желанию. Несмотря, однако, на это, оба класса, и дворяне и простолюдины, в отношении к своему имуществу суть не что иное, как хранители царских доходов, потому что все нажитое ими рано или поздно переходит в царские сундуки…» [61, 35].
Это время отмечено деятельностью двух женщин: королевы польской, великой княгини литовской Боны и великой княгини московской, затем регента при своем сыне Елены. И та и другая жаждали неограниченной власти в целях личного обогащения, но при этом как выходцы из более цивилизованных стран способствовали развитию экономики своих новых государств.
От своего мужа королева Бона получила в управление Мазовецкое княжество, в котором пресеклась династия Пястов, а затем выкупила значительные земельные наделы у литовских и польских магнатов в Полесье, Подляшье и Волыни, тем самым создав государство в государстве. Именно при ней возвысился Иероним Ходкевич, который впоследствии стал преданным сторонником ее сына Сигизмунда-Августа. В противовес королеве Боне, ставшей самым богатым магнатом Польско-Литовского государства, объединились ранее соперничающие друг с другом род канцлера Альберта Гастольда и род великого гетмана Георгия Радзивилла. В 1538 г. этот союз подкрепили браком Станислава, сына канцлера, и дочери великого гетмана Варвары (Барбары). Новая коалиция литовских магнатов даже потребовала от Сигизмунда I, чтобы он выбрал своей постоянной резиденцией Вильнюс, предполагая, что присутствие здесь первого лица государства уменьшит влияние королевы в Литве.