— Простите, — решительно ответил он, — но это невозможно. Придется мне передать Майклу Хэлстону, что вы не хотите участвовать в нашей книге.
— Вот как? Понимаю… — Соамс-Максвелл задумчиво посмотрел на него. — Ну… а если мы сбросим, ну, скажем, пятьсот долларов и начнем разговор отсюда?
— Может быть… Но я не уверен. Во всяком случае, не могу ничего обещать.
— А пятьсот долларов я получу сразу?
— Да.
— О'кей, я возьму с тебя долговое обязательство в виде еще одного бурбона, а утром начнем.
— Хорошо, — сказал Макс. — Насколько я понимаю, вы были незаурядным рыболовом. Вот, может быть, с этого и начнем.
— Странная тема для начала, Макс. Рыболовство — очень здоровый и чистый спорт.
— Я знаю. Но разве вы вместе с Хемингуэем не ловили?
— Ловил.
— Так этот эпизод должен быть довольно интересным.
— Он таким и был. О'кей, я тебя понял. Вам я нужен как спортсмен. Спортсмен, дамский угодник, так?
— Н-ну… так.
— Я был очень хороший рыболов. — Соамс-Максвелл откинулся на спинку стула, и его блестящие голубые глаза затуманились от нахлынувших воспоминаний. — Когда я хотел, я мог поймать все, что угодно. Мы ловили везде: и около Кубы, и возле Ки-Уэста, и неподалеку от Багам. У меня была превосходная яхта, ста футов в длину, и могу тебе сказать, Макс, что если ты не раскладывал какую-нибудь красотку на палубе яхты после того, как целый день ловил прекрасных рыб, то ты и не жил.
— Я точно не жил, — улыбнулся ему Макс. В нем постепенно пробуждалось какое-то теплое чувство к Томми.
Разговор продолжался, Макс заговорил о Ки-Уэсте.
— Тебе надо самому туда съездить и поговорить с Джонни Вильямсом, — заявил Томми.
— Я это уже сделал. Он-то мне и подсказал, где вас найти.
— О'кей. Но все равно поговори с Джонни поподробнее. Мы иногда по нескольку дней напролет просиживали в «Пэррот-хаусе», только пили и разговаривали, ничего больше.
— И… танцевали, насколько я слышал? — осторожно спросил Макс. — Мне говорили про какую-то женщину, которая танцевала чечетку и вас всех научила, так?
— Да, это Вирджи. Вирджи Кейтерхэм. Боже, какая она была красавица! Я любил Вирджи. Очень любил.
— И она тоже была… одной из тех красоток, которых вы раскладывали на палубе своей яхты?
Макс вдруг почувствовал, что ему стало нехорошо, рука у него задрожала. Он опустил свой стакан на стол и заставил себя улыбнуться Соамс-Максвеллу.
— Была. Ох, была. Красавица. Какая же она была красавица! Но не думай, она вовсе не шлюшка была, не из тех, что на одну ночь. Она была леди, настоящая леди. Но она принадлежала к нашей небольшой компании там, в Ки-Уэсте. Своего щепетильного муженечка, какого-то старого англичанина, она оставляла дома и время от времени приезжала на недельку к нам. Он был какой-то граф, и у него был дом, который он любил куда больше, чем ее. И — да, танцевала она здорово. Могу поклясться, что она танцевала лучше, чем Джинджер. Высший класс! Я слышал, что она умерла. Тед читал об этом в газетах. Я плакал, когда он мне рассказал, честное слово, плакал.