«А ты не можешь заменить?» – спрашивал Стасик.
«Я боюсь влезать на табуретку, – отвечала Лида. – У меня кружится голова».
За окном лил проливной дождь. Стасик собирался в театр на читку пьесы.
– Ты бы взял зонт, – предложила Клава.
– Не надо, – запретила Лида. – Он его все равно где-нибудь оставит.
– Но он промокнет.
– Промокнет, – соглашалась Лида. – Потом высохнет. Не растает.
Стасик уходил под проливной дождь. Он не бастовал против такого отношения. Он чувствовал свою вину перед семьей и смиренно переносил неуважение. Для других он был – редкий человеческий экземпляр, со звездой во лбу. Но дома… отбракованный товар, как перегоревшая лампочка. Лида демонстрировала свое пренебрежение, и все же… их связывало нечто необъяснимое. Может быть, даже трусость остаться друг без друга.
Лара страдала и приспосабливалась как могла. Она ушла с работы, забрала Алешу от дедушки с бабушкой. Полностью окунулась в материнство.
Стасик приходил два раза в неделю. Она лепила ему пельмени, которые он любил. Готовилась к его приходу как к празднику.
Каждый человек несет в себе восемь вольт. У Лары, вернее, в Ларе это были восемь вольт любви, обожания и восхищения. Она не притворялась. Стасик казался ей роскошным, как ковбой, америкэн бой.
Актрисы из театра знали, что Костин имеет способность соскакивать с романа. Вначале крутит прилюдно, у всех на голове, а потом соскакивает. Это его фирменный знак. Но Лара не верила. Он соскакивал, потому что не любил. А здесь он любит, здесь у него ребенок. Ребенок – это совсем другая история. Стасик никуда не денется.
Стасик увязал в своей побочной семье. Он уже приводил к ней друзей. Зимними вечерами играли в карты. Лара цвела – подавала, убирала, и все это было ей в радость и казалось началом новой жизни.
Но… Прошла зима, и еще одна зима, и еще одна зима – а воз и ныне там. Лара страдала и заливала страдание чем придется: вином, водкой, коньяком, а иногда всем вместе.
Мать Лары, Ольга Степановна, часто заставала такую душераздирающую картину: позднее утро, практически день, Алеша сидит в пижамке на маме и пытается раскрыть ей глаза. Приговаривает: «Мама, открой глазы». Но у Лары депрессия. Она не хочет открыть глазы и начинать новый день, еще один день в этой фальшивой, лживой жизни.
Ольга Степановна родила свою дочь для счастья, а не для того, чтобы ею пользовались, мучили и мызгали. Она бы оторвала этому Костину яйца, но опасалась конфликта. Костин оплачивает содержание Алеши и Лары, и отказаться от его денег – значит провалиться в нищету. Костин платил. А ведь мог и не платить. Значит, он не окончательный мерзавец. Просто сукин сын.