— С тех пор, как знаю тебя, — сказала Кизаки, опуская глаза. — Я ничего не подозревала, как вдруг однажды ревность открыла мне мою любовь.
— Ты ревновала?
— Да, и безумно. Я чувствовала странную, продолжительную печаль. Я перестала спать, развлечения раздражали меня, каждую минуту меня охватывал гнев, и я грубо обращалась со своими служанками. Ту, которую я считала твоей возлюбленной, я ненавидела. Однажды я прогнала ее с глаз долой, потому что она выдала свою любовь криком. Я возвращалась во дворец. Ты стоял, прислонившись к дереву, на моем пути, и я как сейчас вижу тебя, освещенного луной, бледного, с горящими глазами.
— А ты не заметила, что они видели только тебя?
— Нет, и я всю ночь тихо плакала.
— О, не своди меня с ума! — вскричал принц.
— Ты видишь, — сказала она, — я ничего от тебя не скрываю. Я обнажаю перед тобой свою душу, доверяясь твоей чести.
— Я достоин этого доверия, — сказал принц. — Моя любовь так же чиста, как твоя.
— Несколько дней спустя, — продолжала царица, — ты был передо мной на коленях, в приемной зала. Удивленная твоим смущением, я позволила себе сказать о моей камеристке. Ты вскричал, что не любишь ее, бросив на меня взгляд, в котором можно было прочесть всю твою душу. Помнишь, какой у меня был разгневанный и презрительный вид? А между тем, если б ты знал, какая невыразимая радость овладела мною! Газель, которую тигр сжимает в своих когтях и потом вдруг выпускает, должна испытывать такое ощущение, какое овладело мною. Тогда я поняла, что ты меня любишь: твой взгляд и твое волнение сказали мне это. Покинув тебя, я побежала в сады и написала четверостишие, которое так легкомысленно дала тебе.
— Оно здесь, на моем сердце, — сказал принц. — Я никогда не расстаюсь с ним.
— Узнаешь это? — спросила Кизаки, показывая принцу веер, заткнутый за кушак из серебряного полотна, которым было опоясано ее платье.
— Нет, — сказал Нагато, — что же это такое?
Он взял веер и раскрыл его.
Он был из белой бумаги, с золотыми блестками. В одном углу виднелся пучок тростника и два улетавших аиста. В другом углу были начертаны четыре строки китайскими буквами:
«То, что вы любите больше всего,
Что вы любите сильнее, чем кто-либо может любить,
Принадлежит другому.
Так ива, растущая в вашем саду,
Склоняется от ветра
И украшает своим ветвями соседнюю ограду».
— Это стихи, которые я написал в западном фруктовом саду! — сказал принц. — Ты сохранила этот веер?
— Я никогда не ношу другого, — сказала Кизаки.
Они оба смеялись, забыв прошлые страдания, упиваясь наслаждением этой минуты счастья. Она больше не говорила о возвращении во дворец.