Генерал очнулся. Вскочил. Помотал головой. Подхватил слетевшее с носа пенсне.
На большом письменном столе протяжно и коротко — по-всякому заливался телефон.
— Командующего округом вызывает Царское Село, — сказал сильный мужской голос.
«Фу… надо же… задремал… Царское вызывает! Государыня или, может быть, сам…»
Голос, который он сначала едва услышал, был женский. Слов не разобрать было — что-то чуть слышно попискивало в трубке.
— У аппарата Хабалов.
— Пожалуйста, позовите командующего.
— Я — командующий.
Внезапно голос на другом конце провода обрел силу:
— Прошу позвать к телефону командующего округом.
— Я у телефона.
— Папа?
— Кто это? Тата?
— Папочка! Милый! Я три часа не могу дозвониться. Я так за тебя волнуюсь. Почему ты в Адмиралтействе?
— Дочка! Я не могу объяснить тебе. Все хорошо. Не волнуйся. Все в порядке.
— А где Вера Павловна? Я десять раз звонила… никто не подошел.
— Она — в гостях. Не надо ей звонить…
59. КОМАНДИР КАЗАЧЬЕЙ БРИГАДЫ
…Доложили, что явился и просит о срочном свидании посланный от морского министра Григоровича.
Моложавый капитан 2-го ранга откозырял, назвался и не очень почтительно, скорее даже сердито вопросил:
— Имею честь говорить с военным министром?
— Нет… Я — Хабалов. А вот изволил пожаловать генерал Беляев, министр.
— Ваши превосходительства, у меня поручение от морского министра. Министр категорически требует, чтобы ваши войска немедленно освободили здание Адмиралтейства.
— То есть как — требует? А вы представляете себе характер задачи, которая перед нами стоит?
— Да, конечно. Задача ясна, характер ее благороден. Но дело в том, что со стороны восставших только что было сделано заявление, что если в течение двадцати минут ваши войска не очистят это здание, то по Адмиралтейству будет открыт огонь с Петропавловской крепости.
Не успел посланец адмирала Григоровича выговорить эти слова, как стекла в кабинете задребезжали от близкого орудийного выстрела.
— Вот… пожалуйста, — слегка побледнев, сказал сердитый моряк.
Генералы переглянулись, чуть-чуть вобрали головы в плечи, ожидая следующего выстрела. Но следующего не было.
Генерал Хабалов усмехнулся, извлек из кармана часы, щелкнул золотой крышкой.
— Полдень, — сказал он. — Это обычная двенадцатичасовая пушка. Холостой выстрел.
— Да, — сказал моряк. — А в двадцать минут первого заговорят уже не холостыми.
Времени для раздумий не было. Оставалось или отвергнуть ультиматум и тогда… Но что тогда? Погибнуть вместе с красой Петербурга — под развалинами прекрасной захаровской башни, под обломками иглы с золотым корабликом на ее острие? Или — наоборот — принять ультиматум и сдаться на милость победителей?