Вечером 8 января в редакции газеты «Наши дни» собралась группа либеральной интеллигенции, взволнованной назревающим кровопролитием. Без всяких формальностей собравшиеся попросили нескольких видных деятелей и литераторов (среди которых был М.Горький) переговорить с влиятельными сановниками, чтобы попытаться предотвратить бедствие. На другой день после событий все члены этой делегации были арестованы — полиция посчитала, что они были членами тайного временного революционного правительства.
Это нелепое предположение, ставшее впоследствии предметом шуток, в действительности было симптомом той дезориентации, в которой находились главные структуры государственной безопасности.
Принятие решения о расстреле демонстрации показывает также, что царский государственный аппарат оказался неспособен понять резкое изменение динамики общественных процессов — перейти в своем мышлении к принципиально иному восприятию времени. В период революционных сдвигов историческое время имеет совершенно иной масштаб, нежели в стабильный период, и многие привычные механизмы и нормы перестают действовать. Власть, которая продолжает опираться на эти утратившие свою силу нормы и механизмы, совершает тяжелые ошибки.
С точки зрения формально действующего права намерение рабочих придти с хоругвями к Зимнему дворцу и подать царю петицию было преступлением. Предводитель рабочих Гапон должен был быть арестован, а преступники должны были быть наказаны[36]. Запрет на подачу петиций был одним из важных принципов государственного устройства царской России. Ранее только дворянство имело право ходатайствовать перед царем о сословных и государственных нуждах, но и это право было ликвидировано в 1865 г. Участие в составлении прошений, в которых можно было усмотреть постановку общественно значимых вопросов, по закону строго каралось, особенно если прошение предназначалось к подаче самому царю.
Исходя из этих формальных норм права, власти и решили не допустить демонстрантов с петицией в центр Петербурга. Но эта логика была несостоятельной, поскольку на деле право петиций уже было введено в России явочным порядком, что проявилось, например, во время широкой «банкетной кампании» либералов в 1904 г., а позже в кампании наказов и приговоров крестьянских сходов. Право подать царю прошение быстро укоренилось в массовом сознании и, скорее всего, воспринималось рабочими как естественное право. Именно в этом смысле, видимо, правомерно называть Гапона провокатором. Он, скорее всего, знал о противозаконном, юридически, характере демонстрации, но в своей агитации за ее проведение скрыл эту сторону дела, представив демонстрацию как мирную инициативу верноподданных рабочих.