Люди, сидевшие или лежавшие на скамьях, не разговаривали друг с другом и, казалось, чего-то ждали. Только двое спали, остальные время от времени пробуждались от апатии, встряхивались и устремляли взоры в направлении тяжелой портьеры, но потом вновь впадали в тяжелый ступор, и молчание, странное, мертвенное, воцарялось вновь. Иногда кто-то вздыхал, спящие временами всхрапывали.
Где-то вдали церковный колокол пробил шесть раз.
Через несколько минут портьера поднялась, и в комнату вошла девушка. Она придерживала шаль, туго обтянувшую худенькие плечи. Ножки, видневшиеся из-под грубой шерстяной юбки, были обуты в поношенные башмаки. Мягкие белокурые волосы закрывал белый муслиновый чепец, большие серые глаза были полны слез. Она быстро, не глядя по сторонам, пересекла комнату, двигаясь как во сне.
Ее внезапное появление ни в малейшей степени не потревожило ожидавших. Только один неуклюжий на вид гигант, с длинными, вытянутыми едва ли не на середину комнаты ногами, лениво оглядел девушку.
Прошло еще несколько минут. Дверь за портьерой открылась, и мертвенный голос глухо обронил одно слово:
— Войдите.
Среди посетителей наметилось некоторое оживление. Со скамьи поднялась женщина.
— Моя очередь, полагаю, — мрачно пробормотала она и, заскользив по комнате подобно бестелесному призраку, растворилась за портьерой.
— Вы идете сегодня вечером на ужин братства, гражданин Ланглуа? — спросил гигант после ухода женщины. Говорил он, казалось, с трудом, хрипло, с болезненным усилием. С каждым словом в широченной груди слышался свист.
— Только не я, — откликнулся Ланглуа. — Мне нужно потолковать с матушкой Тео. Жена взяла с меня слово. Она слишком больна, чтобы прийти. Бедняжка верит в заклинания Тео.
— Давайте выйдем, подышим свежим воздухом. Здесь так душно.
В темной дымной комнате действительно было нечем дышать. Гигант прижал к груди руку, стараясь подавить болезненный спазм. Жуткий хриплый кашель сотряс его большое тело. На лбу выступили капли пота. Ланглуа, коротышка с морщинистым лицом, сам выглядевший так, будто стоит одной ногой в могиле, терпеливо переждал, пока кончится приступ, после чего с равнодушием, необычайным в эти смутные времена, заметил:
— Лучше посидеть здесь, чем изнашивать подошвы на булыжниках в этой Богом забытой дыре. И я не хочу пропустить очередь к матушке Тео.
— Придется ждать не менее четырех часов в этой загаженной атмосфере.
— Какой вы аристократ, гражданин Рато! — сухо парировал Ланглуа. — Вечно твердите об атмосфере.
— И вы тоже твердили бы, имей только одно легкое, которым приходится вдыхать эту мерзость, — прохрипел гигант.