— Позор! Измена!
— На гильотину! Врагов народа — на гильотину!
Врагами народа считались те, кто посмел возвысить голос против их избранника, их фетиша, их идола.
Гражданин Рато снова зашелся в приступе душераздирающего кашля.
Но откуда-то издали раздались согласные крики:
— Хорошо сказано, молодой человек! Что до меня, никогда не доверял этому волкодаву!
— Его руки пахнут кровью! — добавил пронзительный женский голос. — Я называю его мясником!
— И тираном, — вмешался первый. — Его цель — стать единовластным диктатором, чтобы приспешники ползали перед ним как жалкие рабы! В таком случае почему не Версаль? Разве нам теперь живется лучше по сравнению с днями монархии? Тогда по крайней мере улицы Парижа не были залиты кровью! Тогда по крайней мере…
Но незнакомец не докончил фразу. Тяжелая буханка очень сухого черного хлеба, брошенная меткой рукой, попала ему в лицо, а хриплый голос громко проорал:
— Эй, ты там! Если не заткнешься, от твоей шеи будет нести кровью, уж это точно!
— Верно сказано, гражданин Рато! — поддакнул с абсолютной убежденностью второй. — Каждое слово этого молодого негодяя смердит государственной изменой!
— Позор! — неслось со всех сторон.
— Где агенты Комитета общественного спасения? Людей бросали в тюрьмы и за меньшее!
— Позор!
— Донести на него!
— Отвести в ближайший комитет!
— Иначе он натворит чего похуже! — воскликнула женщина, пытавшаяся придать своим словам воистину зловещее звучание.
— Позор! Измена! — неслось со всех сторон, от всех столов. Голоса были громкие, злые, некоторые — унылые и безразличные. Кто-то действительно испытывал негодование, жгучее, яростное негодование; другие шумели ради собственного развлечения и еще потому, что в последние пять лет подобные вопли вошли в привычку. Не то чтобы они знали, из-за чего поднялся переполох. Улица была длинной и узкой, и крики доносились с мест. Слишком часто в эти дни кого-то обвиняли в измене, и следующей стадией было появление соглядатая, ближайшая тюрьма и неизбежная гильотина.
Поэтому все вопили «Позор!» и «Измена!», а те, кто первым посмел возвысить голос против известного демагога, старались держаться вместе, чтобы обрести мужество в близости друг к другу. Возбужденная, взволнованная компания из двух мужчин — причем один был совсем еще мальчик — и трех женщин, казалось, страдала временным помешательством. Иначе почему эти пятеро решили противостоять большинству?
Бертран Монкриф, очутившись лицом к лицу с тем, что считал мученичеством, словно преобразился. Красавец в обычной жизни, сейчас он казался воистину юным пророком, проповедующим толпе и предсказывающим конец света. Полумрак частично скрывал его фигуру, но рука была простерта, а палец, указующий на скопление людей, выглядел в странном свете смоляного факела словно высеченным из огненной лавы. Иногда свет выхватывал резкие черты его лица: прямой нос, острый подбородок, а также каштановые, взмокшие от пота волосы.