Приказав монахам проводить его, настоятель остался наедине со мною. Он заклинал меня поскорее объяснить, чем вызвано бесчинство. «Ах, отец мой! — воскликнул я, продолжая рыдать, как дитя. — Представьте себе самую ужасную жестокость, вообразите себе самое отвратительное варварство — таков поступок, который гнусный Г*** М*** имел подлость совершить. О! он пронзил мне сердце! Я никогда не приду в себя! Я все вам расскажу, — прибавил я, рыдая. — Вы добрый человек, вы сжалитесь надо мной». Я вкратце изложил ему повесть о моей долгой и непреодолимой страсти к Манон; о счастливой нашей жизни до той поры, как были мы ограблены слугами; о предложениях Г*** М*** моей возлюбленной; о сделке их и о том, каким образом она была расторгнута. Я представил ему все обстоятельства с наиболее выгодной для нас стороны. «Вот, — продолжал я, — из какого источника проистекает стремление господина де Г*** М*** обратить меня на путь истины. Он добился моего ареста, чтобы отомстить. Прощаю это ему; но, отец мой, это не все: он жестоко похитил у меня драгоценнейшую половину меня самого; он добился позорного заключения ее в Приют; он имел бесстыдство возвестить мне это сегодня своими собственными устами. В Приют, отец мой! О небо! мою очаровательную возлюбленную, мою милую царицу в Приют, как самое презренное из всех созданий! Где обрету я достаточно силы, чтобы не умереть от горя и стыда?»
Добрый отец, видя меня в такой тоске, стал утешать меня. Он сообщил мне, что никогда не рисовал себе моей истории в том свете, как я рассказал ее; он знал, что я жил распутно; но представлял себе, что участие господина де Г*** М*** вызвано дружескими связями его с моей семьей; только так он и объяснял себе все; а то, что я ему передал, существенно меняет мое дело, и он не сомневается, что точный отчет, который он намерен дать начальнику полиции, будет способствовать моему освобождению. Засим он спросил, почему до сих пор я не подумал известить о себе моих родных, раз они не имеют отношения к моему аресту. Я объяснил ему это боязнью опечалить отца и чувством стыда, которое я испытываю. Наконец он обещал мне тотчас же отправиться к начальнику полиции, «хотя бы для того, — прибавил он, — чтобы предупредить новые происки со стороны господина де Г*** М***, который ушел весьма разгневанный и при своей влиятельности не может не внушать опасений».
Я дожидался прихода настоятеля, волнуясь, как приговоренный к смерти, срок казни которого приближается. Невыразимо мучительно было мне воображать Манон в Приюте. Не говоря уже о позоре, я не ведал, как с ней обращаются там, а воспоминание о некоторых подробностях, какие приходилось мне слышать об этом доме ужаса, вновь и вновь приводило меня в исступленное состояние. Я столь твердо решил спасти ее какой бы то ни было ценой, любыми средствами, что не задумался бы поджечь тюрьму Сен-Лазар, если невозможно было бы выбраться оттуда иным способом.