— Все-таки у них общий сын. Носков, кстати, так и не женился после развода с Анной. Не знаете почему?
— Нет, я с ним мало знаком. Он все время в разъездах, занят своим бизнесом. Может быть, у него кто-то есть? Мы же не в курсе.
— Он не упоминается в завещании?
— Нет, — ответил Корзун. — Все-таки дружить с первым мужем и оставлять ему деньги второго — это чересчур. Многих ли вы знаете женщин, которые отписывают наследство бывшим мужьям? — Нотариус скептически посмотрел на Гурова.
— Если честно, не припоминаю таких случаев, — с улыбкой ответил полковник.
— Так что если вы предполагаете, что Анну застрелили из-за наследства, то зря. Оставьте эту версию. Ее просто некому убивать по этой причине. Эдик наследник лишь условно, Лейбман и Рудакова получают не так много, да и вообще люди преданные. Носков и Тедески не будут иметь вообще ничего. Я ведь вас сразу предупредил о профессиональной этике, потому что знал, что не смогу помочь. — Корзун вздохнул. — Я, вообще-то, склонен считать, что дело в этом пресловутом мюзикле, о котором было так много разговоров. Деньги там обещали большие, даже слишком, а на жирный кусок всегда находится много желающих. Есть люди, которые готовы выдрать его из чужого горла!
Гуров, разумеется, работал над этой версией. Ему уже было известно, что никто из представителей фирм, которые тоже рассматривались в качестве потенциальных получателей гранта на постановку мюзикла, в Москву не приезжал.
Это, конечно, ничего не означало. Ведь убивать Анну своими руками никто из них не стал бы. Они могли быть лишь организаторами, завербовать в качестве информатора кого-то из людей, близких Анне.
Возможные связи сейчас тщательно проверялись оперативниками. Отработкой этой версии плотно занимался не один человек. Результаты должны были появиться вскоре, во всяком случае к возвращению Гурова из гастрольной поездки. А полковник уже склонялся к мысли о том, что она состоится.
Теперь же он сказал:
— Вы очень тщательно подготовили все пункты завещания, Аркадий Вениаминович, хотя речь шла о довольно молодой, цветущей женщине.
— Ей было сорок пять лет, — подтвердил Корзун. — На момент составления завещания и того меньше — сорок один.
— У вас возникала мысль о том, что она может умереть?
— Мы все когда-то умрем, — философски заметил Корзун. — Я занимаюсь нотариальными делами не один десяток лет. Такова моя работа. Я привык не задумываться над тем, умрет мой клиент завтра или проживет еще лет пятьдесят. Я готовлю завещание, исходя из соображений, разумных на момент его составления, при этом неукоснительно следую воле самого завещателя. Я же не могу сказать: «Знаете, вы еще молоды, вам жить да жить. Зачем вы думаете о каком-то завещании? Бросьте это дурное дело, оно подождет!»