– Фриц ножом.
– Ага, в рукопашной, значит. Что делается на свете! – сиделка вздохнула.
На вид ей было лет сорок пять.
– Наши где?
– А вот сейчас сводку Совинформбюро передавать будут, так я двери в палату открою, послушаешь.
И в самом деле, через несколько минут из коридора донёсся строгий голос Левитана. Диктора по голосу знала вся страна, а Гитлер объявил его своим личным врагом.
Сиделка открыла дверь, и Сергей увидел раненых, стоящих в коридоре. Кто сам стоял, кто при помощи костылей – видно, собрались со всего этажа.
– Наши войска овладели городами… – Левитан перечислил десятка полтора польских городов. Ни одно из этих названий Сергею не было знакомо, и он не представлял, где эти города. Да, собственно, и о Польше он знал совсем мало, а из городов – Варшаву, Краков и Гливице.
Прослушав сообщение, раненые стали расходиться, обсуждая военные действия на фронтах. Все хорошо знали, что означает иногда маловразумительная фраза «бои местного значения». Это значит, что противник сопротивляется ожесточённо, и деревушка или городок может переходить из рук в руки не один раз даже в течение одного дня. Продвижения вперёд нет, а потери могут быть ужасающими для обеих сторон.
Сергей лежал и размышлял. И чего он такой невезучий? Третье ранение в грудь, и всё слева! Только выкарабкается – и снова в госпиталь. Конечно, он не отсиживался по тылам, и служба его была рисковой.
Через три дня хирург удалил Сергею дренажи из грудной клетки, и ему позволили садиться в кровати, опираясь на подушку. Стало не так скучно. Он мог смотреть в окно, сам есть и пить. Слабость, обусловленная большой кровопотерей, быстро уходила, и Сергей чувствовал, как каждый день прибавляются силы.
Через неделю он уже вставал, начал ходить по палате, но в коридор выходить не рисковал – не хватало дыхания. Сделает три-четыре шажочка – появляется одышка, и надо присесть, отдышаться.
Медсёстрички приукрасили госпитальные коридоры вырезанными из бумаги звёздочками и снежинками, ватой на ниточках. Кто-то принёс и поставил ёлку – настоящую, и она одуряюще пахла хвоей.
А ведь завтра уже – Новый, 1945 год. А он один, без друзей. И благо хоть палата одиночная, никто храпом или стонами выспаться не помешает. Но всё равно тоскливо, даже выпить не с кем.
Сергей улёгся спать и быстро уснул, но был разбужен пальбой. Стреляли недалеко, часто. Слышались автоматные очереди и одиночные выстрелы. Раненые были встревожены: вдруг немцы прорвались, а отбиваться нечем, оружия у раненых не было.
Однако потом выяснилось, что недалеко расположились самоходчики. Приняв на грудь в честь Нового года явно больше «наркомовских ста граммов», они стали палить в воздух от избытка чувств, изрядно переполошив жителей близлежащих домов, раненых и медработников госпиталя.