— Прилетим на место, разберемся.
Никита вздохнул.
— Твоими бы устами да мед пить. Договорим после финиша, спокойного старта.
Он скрылся за дверью каюты, куда уже вошел Бруно.
Томах шагнул в соседнюю дверь, остановился на пороге, Филипп попробовал сдвинуть его с места, и они с минуту молча боролись, пока Филиппу не удалось двумя рывками нарушить равновесие друга.
— Старею, — грустно сказал Станислав, поднимаясь с ковра на полу каюты. — А?
— Много болтаешь, — в тон ему ответил Филипп. — Вся энергия уходит на разговоры.
Томах включил автоматику каюты и вырастил из стены кровать, сел, глядя в пол перед собой.
— Ты знаешь, что Никита перед нашим полетом был на Шемали?
— Слышал краем уха, но подробностей не знаю, вы же все засекретили.
— Так вот, «зеркала» появились там сразу же после того, как мы послали туда грузы с Таймыра.
— После проверочных посылов?
— Да. Снова послали технику терраформистов для планетарной реконструкции. Похоже, мы правы, и наш Наблюдатель не хочет, чтобы люди слишком активно перекраивали космос по своим меркам.
Филипп сел на свою кровать.
— Но если так, то, следовательно, мы не должны разрабатывать Шемали.
Томах кивнул.
— Никита предложил начальству выйти с этим предложением в ВКС, то есть прекратить терраформистскую работу на Шемали, Истории и на планетах Суинберна.
— Ну и?..
— И Генри Бассард нас не поддержал.
— Чем он мотивировал отказ?
— По словам Никиты, — Томах слегка поморщился, — Бассард говорил о том, будто Шемали и Суинберн — редкие жемчужины среди сотен других планет, имеющие не просто атмосферу и жизнь, а земноподобные атмосферу и жизнь, причем жизнь создана там природой на белково-органической основе. Словно специально для людей. Разве можно упускать такой случай и не присоединить к земным владениям еще несколько? Это основные аргументы Бассарда.
— Но он прав.
— Конечно, прав. Только как подумаешь, что не всегда мы хозяева в космосе, а иногда хозяйчики, заботящиеся лишь о временных благах, не желающие думать о последствиях… — Он остановился.
Филипп молча смотрел на него.
— Что, повторяюсь? Потому что не равнодушен к тому, как оценит нас, человечество в целом, тот же Наблюдатель.
— Знаешь, Слава, — тихо сказал Филипп, — может, вовсе и нет никакого Наблюдателя? А все эти «зеркальные перевертыши», «звезды», случаи с грузами — просто проявления какой-то глобальной, всегалактической совести Природы? Так сказать, обратная связь между будущими исканиями человечества и сегодняшними надеждами?
Томах скептически хмыкнул, оперся спиной о стену.
— Всегалактическая совесть Природы? Но при чем тут тогда мы, люди?