Он запнулся.
– Понимаю, – отозвалась Павла тихо. И добавила, неожиданно для себя:
– «Первая ночь» – действительно слабая пьеса?
Кович нахмурился:
– Ну, как сказать… А с чего ты взяла, что она слабая?
Павла промолчала – но Ковичу и не нужен был ответ.
– А, это мнение господина Тритана Тодина… – констатировал он равнодушно.
Павла обозлилась:
– А своего у меня нет – я не читала…
– Да? – Кович неожиданно воодушевился. – У меня дома… Короче, хочешь, дам почитать?..
* * *
Сочетания и перестановки – Павла едва успевала уследить за меняющимся на экране изображением.
Она сидела, опутанная датчиками, послушно ловя знакомые ассоциации среди меняющихся на экране абстрактных картинок; шел третий час в лаборатории, Тритан не уставал, а ей неудобно было просить его о передышке.
Сегодня он показал ей ее собственное генеалогическое древо, составленное до восьмого поколения предков. Павле трудно было вообразить, сколько архивной работы за этим деревом стояло, она долго и восторженно перечитывала имена предков, погружавшие ее в глубину времен; она была поражена и благодарна – а потому честно и подробно, не выказывая раздражения, отвечала на бесчисленное множество вопросов, половина из которых были настолько интимными, что задавать их вслух казалось нескромным.
Она рассказывала о детстве. Она с трудом рассказывала о трагической гибели родителей, о страхах, о Стефане; она отвечала на вопросы о школе, любимой пище, стуле и мочеиспускании, пристрастиях, увлечениях и первой менструации. После напряженного двухчасового допроса голова ее сделалась, как мяч, и тогда Тритан усадил ее перед экраном, и она смотрела, еле шевеля губами:
– Кошка… Гриб… Гроза… Дым над костром… Амеба под микроскопом… Гвоздь… Ой…
Она отпрянула и зажмурилась; расплывавшаяся на экране клякса вдруг показалась ей до одури страшной. Она даже попыталась вскочить с кресла – но вовремя опомнилась, искоса взглянула на Тритана, ощутила свою глупость, усталость, бездарность…
Тритан смотрел угрюмо и без улыбки – Павла подумала, что ее дурацкое поведение здорово спутало ему карты.
– Что случилось, Павла?
– Ничего, – она хотела улыбнуться, но не смогла.
– Страшно?
– Померещилось.
Тритан сдвинул вниз какой-то рычаг – экран погас; Павла, закусив губу, поднялась с кресла – и тут же осела вновь. Головокружение. И почему-то – тупая зубная боль.
Тритан смотрел, и в его взгляде не было привычной рассеянности.
– Извините, – сказала Павла шепотом.
Тритан встал, в два шага преодолел разделявшее их расстояние, опустился на подлокотник кресла и взял Павлу за лицо.