Княжий пир (Никитин) - страница 131

Стена стала толстой, как основание башни у ворот Царьграда. Залешанин отступил еще на шаг. Тело медленно остывало, горячая кровь снизу пошла к голове, там зашумело, мысли пошли горячечные, яркие, откуда-то взялись стыд, срам, словно превращался в скота целиком, а не только частью, что умолкает только тогда, когда кинешь кусок мяса… Пусть даже не самого сладкого, лишь бы заткнулось.

Ликунг тяжело отошел от зеркала. Изображение медленно тускнело, но еще можно было рассмотреть широкогрудого варвара, обольстительную царьградку, одуряющие вина на столе…

Кресло заскрипело под тяжестью руки верховного мага, но не сел, лишь в задумчивости потрогал ладонью спинку:

— Не получилось… Он сильнее, чем мы ожидали. Что ж, теперь не спускайте с него глаз. Если понадобится грубая сила, вызывайте городскую стражу. Даже дворцовую, если не хватит с улицы.

Фивантрокл сказал торопливо:

— Да-да, конечно. Только…

— Что?

— У варвара скверная привычка… дикари!.. бродить по ночам. Словно вор какой. А ночью в зеркале мало что увидишь, если луна за тучами… К тому же сейчас, если не ошибаюсь, вовсе новолуние.

Верховный поднялся, оглядел всех огненными очами. Вокруг его высокой фигуры вспыхнуло жаркое опаляющее пламя. Он вскинул руки, исчез, а в помещении прогремел удаляющийся грозный голос, ставший уже нечеловеческим:

— Одному находиться при зеркале неотлучно! Какие бы важные дела… но одному следить за каждым шагом этого гиперборея!

С вечера задул ветер с моря, воздух сразу стал подобным тряпке, пропитанной горячей водой. Царьградцы медленно двигались с раскрытыми ртами, лица усеяны крупными каплями пота. Плотный, как кисель, воздух тяжелыми волнами двигался через город. От массы перегретого воздуха стало как в натопленной бане, горячо и влажно. На небе все то же солнце, только светит как будто через мутный бычий пузырь, и хотя все еще яркое, но какое-то мертвое, словно горячая болванка железа, подвешенная над головой.

До ночи он пролежал мордой в подушку, мычал от стыда. И перед царьградкой осрамился, и сам вроде бы замарался о что-то нечистое, но мог бы и вовсе утопнуть в этом добре, еще повезло… хотя от этого везения он рычал, бил кулаками по ложу, с тоской смотрел на заходящее солнце: скорее бы, пусть жизнь его повиснет на лезвии ножа, тогда не так думается, сейчас бы ни о чем не думать…

К его удивлению, ворота не закрыли даже на ночь. По бокам полыхали, разгоняя тьму, гигантские костры, в каменные стены были воткнуты на разной высоте факелы. Вокруг ворот и еще на десятки шагов было светло как днем. На телеге привезли поленья, хотя слева от ворот выложена целая стена из березовых чурок.