— Волхв отсоветовал. Не друг ты ему вовсе, говорит. И не слуга. К тому же Владимир тебя замыслил убить, и ты это скоро узнаешь… Что-то еще плел про особый нож, режет любую кольчугу из дамасской стали, будто паутину… но дальше его видения совсем смутные. Только и сказал, что узрел такой нож у тебя… Ну а кто носит такую кольчугу, я знаю.
— Какой нож, — ответил Залешанин затравленно. — Палица при мне только. Да ложка за голенищем. А нож… Разве это нож?
— Ложка у тебя добрая, — согласилась княгиня. — У нас половники мельче. Ладно, мы тебя… пожалуй… отпустим. Даже живым отпустим… Пожалуй, даже не покалечим…
Она словно бы призадумалась над своей щедростью, колебалась, а он подумал затравленно, что пакость какую-то учинят обязательно. Отпустят, даже не покалечат, только в жабу обратят, а то и вовсе в червяка.
Княгиня оглянулась по сторонам, отошла от окна. Залешанин сказал тупо:
— Воля твоя.
— Вот и ответствуй по моей воле, — сказала она строгим голосом, но Залешанин, чья душа была на пределе, уловил оттенок не то напряжения, не то страха, — я изволю знать… о верховном волхве Владимира!
Залешанин пробормотал:
— Я ж не волхв и даже не княжий дружинник… Что я могу о нем знать?
Она кивнула:
— Знаю. Но ты видел его последним. Всего два дня тому.
— Ну, — пробормотал он, — зверь как зверь… Морда, лапы… Ревет. До меда, знать, охоч. Или корову задрать хочет.
Ее глаза блеснули гневом.
— Шутить со мной вздумал?
Он отшатнулся, вскинул руки:
— Да рази посмею? Но я не знаю, что ты хочешь услышать!.. Он волхв Владимира. Тот в нем души не чает… Видать, в детстве мечтал стать поводырем медведя. Когда я их видел, они почти всегда были вместе…
— Он что-то советовал князю?
— Конечно!
— Что?
— Да рази я не сказал, — выкрикнул он, — если бы слышал?
Она медленно кивнула, не сводя с него глаз:
— Понятно, князь без него ни шагу… Сам хитер как змея, в Царьграде всяким коварностям обучился, но все равно без этого… ни ногой за порог…
Залешанин воскликнул:
— Точно! Нашел с кем советоваться. Медведь, он и есть медведь. Здоровый — это точно. Хату свернет, когда рассердится.
Она поморщилась:
— Он часто сердится?
— Ни разу не видел, — признался Залешанин. — Но должон же как-то силу показывать? Я б не утерпел.
— Ты прост как дрозд, — сказала она презрительно. Веки ее опустились, скрывая взгляд.
Залешанину она вдруг показалась очень красивой и печальной. Сердце кольнуло тревогой, странным предчувствием беды или близкого несчастья.
Княгиня хранила молчание, Залешанину почудилось, что в горнице словно бы появились незримые стражи, придвигаются к нему, растопыривая лапы. Он уже слышал жаркое дыхание на затылке, запах мяса с чесноком, торопливо сказал, только бы привлечь ее внимание: