— Особенно таких узких ворот, — не удержался я и получил указание постараться быть серьезнее.
Я честно старался. Я серьезно шествовал по ухоженному роскошному саду через заросли гихских роз всех мыслимых и немыслимых оттенков, серьезно поднимался по мраморным ступенькам, понимая, что это отнюдь не парадная лестница; серьезно сидел в круглом зале, стены которого были выложены перламутровой плиткой…
Я был серьезен. Я сидел и ждал. Мне даже не было скучно. Вот уже почти два часа мне не было скучно. О небо, благодарю за щедрость!…
— …Встань, раб. Встань и повернись.
Очень приятный голос. Настолько приятный, что смысл сказанного растворяется в нежном журчании, как льдинка в золотом кратере с вином, и горло, рождающее такие звуки, просто обязано быть прозрачным… Тонкое, хрупкое горло. Если сжать его обеими руками или хотя бы одной…
Я медленно встаю и оборачиваюсь. Крайне медленно и задумчиво, сохраняя на лице маску вежливого безразличия, годную почти на все случаи жизни. Дорогой дом, дорогой район, голос тоже дорогой, и раз я зачем-то понадобился всей этой дороговизне, то не стоит продавать себя слишком дешево…
Она была прекрасна. Она была настолько прекрасна, что я на мгновение забылся. Я пошел вокруг нее, мягко ставя ногу, вкрадчиво, пружиняще переливаясь с пятки на носок и расслабив плечи. Так ходит зверь вокруг самки или добычи, так ходят бесы по арене — бледные розовые складки шелка, водопад пепельных волос с укрывшейся в прядях терракотовой диадемой… раннее утро, смазанные краски, полутона, легкая дрема, грезы в дымке… раннее утро с упрямым гордым взглядом суровой полночи…
— Он мне подходит, Зу Акила.
Богиня опустилась на край застланного ложа, не удостоив меня вниманием. И мне снова стало скучно.
— Эй, Акила! — намеренно грубо сказал я. — Чего хотят от неотесанного беса его повелительницы?! Или мне уже пора уходить? Тогда заплатите — и я закрою дверь…
Мутная, густая, горячая усталость обняла меня за плечи. Утренний бой, Харон, любопытный Пустотник, женщины эти с их проблемами… Да провалитесь вы все!… Куда? Некуда…
Кормилица — в этом я уже не сомневался — подошла ко мне вплотную, и я уловил запах каких-то степных трав.
— От тебя ждут силы, бес. Твоей мужская силы, в чаду благовоний и смятых покрывалах. А потом от тебя хотят легкого, незаметного Ухода в небо. Ты коснешься госпожи… Ты — бес. Ты — умеешь. Помоги чужому Праву…
Я улыбнулся, сделал еще два шага и приблизился к ложу.
— Женщины высших кланов любят красиво жить, — сказал я, нежно беря тонкую ручку моей ледяной дамы. — И умирать они любят красиво. Так, чтоб могучий бес, безмозглый самец, без боли отпустил душу властительницы сердец, отпустил из тела, утомленного изысканными ласками… Чего не сделаешь от страсти и за немалые деньги? А потом найдется случайный прохожий с пристальным взглядом и болтливым языком, и Порченые жрецы, не задумываясь, подпишут приказ центуриону Пауков; и будет глупый похотливый бес дышать рудничной пылью в память ушедшей любительницы запретных извращений… о, любовь моя…