Тень от белоснежного зонта падала наискосок, словно пытаясь прирастить бедро возницы к боковому щиту, предохраняющему от столкновений.
— Правый коренник ремни растянул, — поравнявшись, сообщил я Матали, чем в корне пресек его попытку восхвалить меня, перечислив все триста четыре моих прозвища вкупе с породившими их причинами. — Вон, виляет, как негулянная апсара... Куда смотришь, сута[4]?!
Матали придержал недовольно всхрапнувших коней и спрыгнул наземь. Коротко поклонился, на миг сложив ладони перед лбом. Дерзко сверкнул в упор ярко-синими глазами, напоминающими два сапфира в пушистой оправе ресниц. Знал, подлец: слабохарактерный Индра прощает своему суте больше, чем кому бы то ни было, и не потому лишь, что белокожий красавчик Матали знал любимицу-Джайтру, мою знаменитую на все Трехмирье колесницу, как свои пять пальцев! Даже не потому, что лучше его никто не мог гонять колесницу в любом направлении, от змеиной преисподней Паталы до Кайласы, горной обители Шивы, куда надо подъезжать наитишайшим образом, если не хочешь получить трезубец в бок!
Знаток ездовых мантр, синеглазый Матали был моим любимцем по одной, и очень простой причине.Он говорил мне правду в лицо гораздо чаще прочих. И если вы хоть когда-нибудь были Громовержцем, которому правду приходится долго и нудно в прямом смысле слова выколачивать из льстецов — вы меня поймете.
Закончив разглядывать меня (что-то в этом взгляде показалось мне ужасно знакомым), Матали принялся разглядывать коренника. Точеные черты его лица (разумеется, возницы, а не гордого собой четвероногого!) постепенно принимали выражение, с каким мне доселе сталкиваться не приходилось.
Удивить Матали... проще заново вспахтать океан!
Молча он принялся возиться с упряжью. Лишь изредка мою щеку обжигал мимолетный сапфировый всплеск. Я стоял рядом и поглаживал ладонью бортик Джайтры, колесница трепетала от моих прикосновений страстней любой из апсар. Чуяла, родная — сегодня будет дорога! Куда — еще не знаю, но обязательно будет.
— Владыка желает отправиться на Поле Куру, дабы лицезреть поединки героев? — закончив труды праведные, спросил Матали высоким слогом.
И вновь, как в случае с Брихасом, я почувствовал некую напряженность в поведении легкомысленного суты.
Сговорились они, что ли?
— Позже, — не приняв тона, ответил я.
Хмурая тень набежала на лицо возницы, и колесничный зонт был здесь совершенно ни при чем.
— Hо... Владыка вчера приказал мне с утра озаботиться Джайтрой, поскольку собирался...
— Да на что там с утра смотреть-то, Матали? Сам рассуди: за две недели почти всех столичных витязей успели перебить, а остальные — так, шушера, за редким исключением... нет, не поеду.