Точно.
Я опустился на колени рядом с постелью, стараясь не двигать головой, и начал шарить рукой за оборкой кровати, которую мама повесила, дабы спрятать от глаз мою вариацию складирования вещей, известную как «запихни все под кровать и надейся, что в ближайшее время это тебе не понадобится». Я искал туристический рюкзак. Мне нужно убраться отсюда на несколько дней, пока все не утихнет. Подождать, пока я не смогу пообщаться с мамой наедине… и придумать — снова — как объяснить произошедшее, не говоря правды. Родители Эриксона, оба адвокаты, всегда в разъездах. Можно спрятаться у него, а они даже этого не заметят. Блин, да, может даже сам Эриксон этого не заметит.
— Я серьезно, Киллиан. — Алона выпрямила ноги и встала. Кресло, шаткое, да еще и на колесах, даже не шелохнулось.
Я бы должен был сосредоточиться на том, чтобы найти дурацкий рюкзак и побыстрее слинять из дома, но вместо этого пялился на то, как она подходит ко мне, загипнотизированный движением ее длинных загорелых ног.
— Где, скажи мне, я нахожусь? Почему ты видишь и слышишь меня? Я мертвая, живая или что-то среднее между тем и тем? Я навсегда здесь застряла? Где яркий белый свет, который должен меня забрать? Как мне его вызвать? И где еда? — Каждый свой вопрос она выделяла поднятием пальцев — один за другим.
Я встряхнул головой, проясняя сознание.
— В это трудно поверить, но, по-моему, живой ты меньше раздражала. Ты не слышала, что я тебе сказал? Я не могу сейчас с тобой говорить. Иди явись кому-нибудь другому. — Мои пальцы ухватили лямку рюкзака, и я выдернул его из-под кровати, подняв тучу пыли.
— Поверь мне, я бы так и сделала, если бы могла. Ты потому злишься, что будучи живой я никогда с тобой не говорила.
— Да-да, я прямо тону в волнах сожаления. — Я начал вставать, но вынужден был опуститься на одно колено, вцепиться рукой в матрас и закрыть глаза. От резкой смены позы голова пошла кругом. Мне бы сутки сна, которых у меня не было, и я бы пришел в норму. За последние восемь месяцев — после несчастного случая, произошедшего с Лили, когда я сказал маме и Джуни, что, окончив школу, уеду отсюда, — я встречался с отцом, или тем, что от него осталось, где-то десять-двенадцать раз. Его объявили мертвым в той самой больнице, в которой мы в тот момент находились, и, видимо, какая-то часть его все еще там оставалась.
Я так понимаю, он был недоволен моим решением уехать. Немудрено — в последний наш с ним разговор он заставил меня пообещать заботиться о маме. В тот момент я, конечно же, не осознавал того, что он имел в виду. А он хотел, чтобы я заботился о ней вместо него, всегда. Для меня это было обычное утро понедельника. Отец поцеловал маму на прощание и сказал мне заботиться о ней, как он делал это сам. Затем отъехал на три мили от дома и поставил машину на рельсы на железнодорожном переезде, где еще не установили заграждения и светофор. Последние полтора года отец работал ремонтником на железнодорожной линии «Southfolk Northern» и прекрасно знал и расписание поездов, и то, что машинист не успеет вовремя затормозить.