— Это полный бред, — пробормотала Алона. — Хорошо. — Она глубоко вздохнула и громко произнесла: — Я счастлива быть здесь. — И вскинула вверх исчезнувшие до локтя руки. Ничего не произошло.
Я притворно кашлянул.
— Я же сказал: твои слова должны быть искренними.
— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — хмуро посмотрела на меня Джуни. — Ты кажешься немного… отстраненным.
— Не надо, Джун, меня и так мама с этим дома достает, — мягко попросил я.
Она застыла, открыв рот, чтобы в который раз спросить меня, все ли хорошо, но вовремя сдержалась. — Прости, — извинилась она, выдавив усмешку. — С тобой я становлюсь мамочкой. — Ее лицо омрачилось. — Особенно после того, как пришлось день назад тащить твою задницу из школы в полубессознательном состоянии.
— Со мной все хорошо. Правда. — Или будет хорошо, если я наконец заставлю Алону сказать хоть что-нибудь позитивное.
— Сегодня теплый весенний день, и я от этого счастлива, — зло выкрикнула она.
Ну да, как же.
— Слушай, — высунулась из окна Джуни. — Я вчера ходила в больницу к Лили.
Алона перестала выкрикивать фальшивые комплименты всем («Пирсинг на губе твоей подруги замечательно блестит») и вся («Теннисные корты сегодня очень… зеленые») и посмотрела на меня. Я почувствовал на себе ее взгляд, но продолжал глядеть на Джуни, стараясь сохранить нейтральное выражение лица. Вручить Алоне еще одно оружие против меня? Что-то не хочется. — Да-а?
— Нам нужно поговорить.
Я неловко поерзал. Джуни считала себя ответственной за произошедший с Лили несчастный случай, за ссору, из-за которой Лили от нас отдалилась. Но Джуни так же обвиняла в этом и меня, и я не знаю почему. Она, конечно же, была права, но она ничего не знала о звонке Лили, на который я тогда не ответил. Я не мог ей о нем рассказать, потому что узнай она об этом, то поняла бы, что Лили обратилась за помощью ко мне. Она всегда была гораздо ближе к Джуни… до той глупой ссоры.
Прошлым летом, за несколько недель до начала школы, Джуни пришла ко мне домой смотреть кино без Лили. Когда я спросил, что случилось, Джуни отмахнулась, но потом, поддавшись моим настойчивым расспросам, сказала, что они поссорились.
— Из-за чего? — спросил я.
Она отвернулась, уставившись в окно, а не на играющего терминатора Арнольда Шварценеггера.
— Из-за парней.
До сих пор не понимаю, как они могли так сильно поссориться из-за парней, когда никто из них ни с кем не встречался. Но я никогда не отличался пониманием девушек, даже если они были моими подружками.
Проблема в том, что я не знал, как почувствовать себя более виноватым и пристыженным, чем уже себя чувствовал, и не мог принести извинения за то, о чем Джуни понятия не имела. Короче, остатки нашей дружбы рушились на глазах.