— Перестань, — голос в темноте машины прозвучал очень ровно, почти холодно, — да, раньше ты чего-то о мире не знала. Но это не значит, что он фальшивый. Мир никак не изменился, ты уж мне поверь! Я бы это заметил. Я-то, надеюсь, тебе фальшивым не кажусь?
— Ты? Нет, ты настоящий, — девушка вдруг тихонько рассмеялась, — и ты бы заметил, это точно. И не только ты. Представляешь, в новостях бы сказали: «уважаемые граждане, вынуждены с прискорбием сообщить, что мир фальшивый. По факту подделки вселенной ведется следствие, виновные будут наказаны». Ой! А ведь, выходит, что меня пришлось бы наказывать. Выходит, это я ее подделала? Создала свой маленький бред и жила в нем, пока не пришла добрая Линда и не разрушила его, не спрашивая моего разрешения? И что мне теперь делать?! Злиться или благодарить? Или строить новый бред, пока она отвернулась?
— Плакать. Говорят, это помогает. Я и сам пару раз пробовал.
— Что, вот так прямо тут и начать?
— Иди сюда, чудо.
Нориэль как будто не поняла, о чем он говорит, будто не услышала, встрепанным орленком замерев на переднем сидении. Никите пришлось самолично притянуть ее плечи к себе, обнять, прижимая лохматую голову ортодоксальной толкиенистки к своей дорогой рубашке.
А вот дальше все пошло проще. Плечи ее мелко задрожали, а из покрасневших от усталости глаз градом потекли тяжелые, жгучие слезы.
— Утешай меня давай, — ехидные слова едва-едва пробились сквозь всхлипы, — чего ты молчишь?
— Не выпендривайся, козявка. А то не буду больше тебе кофе варить!
— «Козявка»?!
Смех и рыдания слиплись в один горячий ком, разбухли в горле и рванулись наружу с удвоенной силой, торопясь высвободиться, и освободить испуганную девушку от душевных терзаний.
— Ладно, свожу я тебя в Новую Зеландию в отпуск. Хочешь? Вот разберемся с этой клиникой и поедем.
— Хочу! А Линда нас отпустит?
— Отпустит, куда она денется.
— Отпущу, — голос начальницы возник из ниоткуда, как обычно, — и даже пирогов на дорогу напеку с вишней.
— Линда, иди к черту! Что тебе еще надо?
— Не злись, Никита, мне ничего не надо. Я просто волновалась. А ты, девочка, прости меня. Но никак постепенно тебе все это показать не вышло бы. Тут или все сразу или ничего, — на миг молодым ученым показалось, что голос ее и правда виновато дрогнул, — и попроси у своего спутника платок, а то, я смотрю, ты собралась в рубашку сморкаться?
— Что?! Не правда! Никита, не верь ей!
— Не буду. И салфетки возьми в бардачке.
Девушка еще пару раз благодарно шмыгнула носом, достала пачку бумажных носовых платков и молча вышла из машины.