– Это кошмар какой-то! Раз уж мы не роем окопы, почему нельзя хотя бы присесть?
– И в окопах особо не спрячешься.
– Толку с этого активного камуфляжа – ноль. Кто сказал, что зрение у этих тварей такое же, как у нас? Вертолеты они вроде как тоже видеть не должны, но почему-то сбивают их запросто, как мишени в тире! А их в Окинаве ведь не за два дня сделали…
– Если столкнемся с врагами, непременно предложу им проверить зрение.
– И все равно окоп – лучшее изобретение человечества. Все бы отдал за хорошую траншею…
– Можешь хоть весь периметр траншеями окопать, когда вернемся. По моему приказу.
– Так же вроде над пленными издеваются?
– Отдам свою пенсию тому, кто изобретет способ пристегнуть… Вот черт, началось! Не наложите в штаны, парни! – крикнул Феррел.
Воздух наполнился грохотом боя. Я чувствовал, как дрожит земля от взрывов далеких снарядов.
Я стал наблюдать за Ёнабару. После того, что произошло на тренировке, мне стало казаться, что, возможно, мой сон все-таки был обычным кошмаром… Но в любом случае, если Ёнабару умрет рядом со мной в начале боя, я никогда не прощу себе этого. Я еще раз прокрутил события сна в голове. По моим прикидкам, копье прилетело с северо-востока, пробило камуфляжный экран, оставив от него обгоревшие ошметки, примерно через минуту после начала боя.
Я напрягся всем телом, готовый к удару, который мог последовать в любой момент.
У меня дрожали руки. Отчаянно зачесалась поясница. Складка на форме под Доспехом неприятно врезалась в бок.
Чего они ждут?
Ёнабару не погиб во время первого залпа.
Копье, которое должно было убить его, устремилось ко мне. Я бы не успел даже сдвинуться с места. Никогда не забуду эту картину: вражеское копье летит прямо на меня.
Дешевая книжка, которую я читал, лежала возле подушки.
Это был детектив про американского сыщика, который считался кем-то вроде эксперта по Востоку. Я заложил указательным пальцем страницу со сценой, в которой все основные действующие лица встречаются за ужином в японском ресторане в Нью-Йорке.
Не поднимаясь, осторожно оглядел казарму. Ничего не изменилось. У девицы в купальнике с плаката по-прежнему была голова премьер-министра. Радио с давно отказавшими басами скрипело старую песню с верхней койки; давным-давно почивший с миром певец советовал не плакать об утраченной любви. Я подождал немного и, убедившись, что диджей начал зачитывать прогноз погоды чирикающим, чуть хрипловатым голосом, сел в койке.
Затем повернулся и спустил ноги на пол.
Я изо всех сил ущипнул себя за руку. Кожа начала багроветь. Больно было – просто жуть. На глазах выступили слезы.