— А как это сделать?
— Подумай. Найди способ. Тебе — видней. Да, вот ещё что — на меня не ссылайся ни при каких обстоятельствах. Подпишешь нам обоим смертный приговор. Ты меня поняла? И не волнуйся, рядом с тобой всегда будет мой человек, подстрахует если что. Сюда больше не приходи и не звони. Если вызовут к следователю, и он спросит, зачем ты приходила, скажешь, что у меня остались два акваланга твоего отца, и ты пришла поинтересоваться, можно ли их забрать. Кстати, это соответствует действительности, и я их пришлю тебе через недельку со своим водителем. Ну ты его знаешь — помнишь дядю Гену? Ну, давай, поосторожней…
— Да, — только и сказал Юрий Александрович, выслушав мой рассказ, естественно, в сильно урезанном виде, и не переставая чесать вихрастый затылок.
— Я думаю, мне надо срочно встретиться с Оксанкой, — сделала я закономерный вывод.
— Давай, — нехотя согласился он.
Казалось, что может быть проще, чем позвонить сокурснице и договориться о встрече. Не чужие же, в самом деле, люди. На практике всё, как всегда, оказалось сложнее. Я звонила, наверное, раз пять, но к телефону то и дело подходила её мать, которая и раньше-то не питала ко мне тёплых чувств, а теперь просто отвечала на мои просьбы позвать дочь ледяным отказом. На это ушло дня три, и стало ясно, что с её матерью кашу не сваришь.
Когда я уже было совсем потеряла надежду, Юрий Александрович предложил блестящий, как мне тогда показалось, план. Он вызывает её к себе как мою, пусть не очень близкую, но всё же подругу, могущую иметь по данному делу какую-либо информацию. Беседуя, держит её у себя примерно час, а мне выписывает повестку о явке в отделение милиции на час позже. Таким образом, мы рассчитывали, что я столкнусь с ней на улице нос к носу и у нас появится возможность поговорить друг с другом наедине. Был предусмотрен и тот вариант, если к следователю она заявится с матерью. В этом случае он отпускает Оксанку и оставляет у себя её мать, опять-таки для беседы.
В общем, из этой затеи тоже ничего не получилось. Оксанка, как я и подозревала, явилась в отделение милиции вместе с матерью, которая с порога набросилась на Юрия Александровича разъярённой тигрицей, заявив, что Ксюша и так достаточно устаёт в институте, чтобы ещё ходить по всяким (!) милициям. И добавила, что её дочь ничего рассказать не может, так как давно вычеркнула из своей памяти не только свою непутёвую подружку, то есть меня, но и всю мою семейку. Короче, разговора не получилось, и Юрий Александрович, дабы остаться живым и дееспособным, поспешил выпроводить их обеих. Оксанкина мать, покинув кабинет, пошумела ещё с полчаса в дежурке и только тогда с гордостью удалилась.