Возвращаясь из одной такой поездки, он нагнал колонну русских военнопленных. Лагерь, в который загоняли колонну, был просто переполнен, армейское сопровождение здесь сменялось охраной СС. Лагерь был фильтрационный, и Пауль Штольц присутствовал при проведении этой процедуры. Наблюдал из машины. Он обратил внимание на пленную русскую девушку, как оказалось медсестру, на ее прекрасные арийские черты лица, телосложение; несмотря на изнуренный вид, она была очень красива. Особенно его поразили ее глаза, они были разного цвета: синий и зеленый. А ее взгляд из-под длинных ресниц… Пауль впервые в жизни был сражен какой-то неземной красотой девушки. Используя свои особые полномочия, он забрал ее прямо из расстрельной команды. Ее отправили туда при фильтрации пленных по его личной просьбе. Штольц неплохо владел русским языком, в его родовом имении работали батраками русские беженцы, осевшие там после революции, он играл с их детьми. Потом в Тильзитском университете усовершенствовал свои знания. Как это пригодилось теперь! Когда пленная пришла в себя от шока, вызванного публичным расстрелом, он смог на достаточно чистом русском языке успокоить ее и тем самым внушил ей некоторое доверие. Ее имя было Ольга, она сама назвала его, это была первая победа штурмбаннфюрера СС Пауля Штольца в этой войне…
Шел промозглый октябрь, дороги, превратившись в сплошное месиво, несколько затормозили движение как наступавших, так и пятившихся к Москве войск. Немцы, потеряв темпы наступления под Смоленском, взяв город, рванулись к Москве, да увязли под Вязьмой, окружив огромное количество советских войск, сосредоточенных для отражения их главного удара. Немцы ударили не там, где их ждали запуганные прокатившимися расправами и расстрелами полководцы Красной армии. Ждали ударов вдоль Варшавского шоссе, там и остались в окружении без обеспечения и связи более ста тысяч солдат и офицеров, в основном ополченческих дивизий. Стянув накрепко «мешки», немцы двинулись дальше. Встретили их остатки дивизий, собранные из прорывавшихся из окружения частей, и спешно вызванный с Ленинградского фронта генерал Жуков.
В это тяжкое время именно здесь продирался к фронту и взвод Волохова. Он прошел и провел своих людей через леса и поля горевшей, растерзанной Смоленщины, практически без боеприпасов и еды. Оборванные и осатаневшие от недосыпа бойцы шли через не могу. Шли к фронту. Шли, потому что понимали, что без них никак там, в тылу, нельзя их бабам и детям. Нельзя, потому как пропадать без вести нельзя, в этом случае лучше не пропадать, а быть убитым. И если убитым — именно на фронте. Чтоб, как положено, отписано было домой. Потому что без вести пропавший — это все одно что дезертир, а значит, враг. А семье врага жить будет трудно, если вообще дадут жить. Насчет плена разговоров вообще не было, да и мыслей тоже, только опасения, что могут взять в беспомощном состоянии, что застрелиться даже не сможешь. Многие договаривались между собой, чтобы, если что, живым не оставлять друг друга немцу.