— Объясню, если у нас будет такая возможность. Уходим.
Вангол открыл дверь и, осмотревшись, шагнул в темноту.
— Дайте вашу руку.
— Очень темно, я абсолютно ничего не вижу!..
— Дайте руку, идите за мной, не бойтесь.
И, получив удар по ноге, добавил:
— Только на ноги мне, чур, не наступать.
— Вангол, вы не немец, вы вообще не человек… — бубнил вполголоса Гюнтер, еле успевая. Он ничего не видел, но почти бежал, не глядя, не опасаясь, просто бежал, потому что безоговорочно верил этому странному человеку.
Среди товарных эшелонов на станции, куда они пробрались темными переулками, Вангол долго искал состав, уходящий первым. Не важно куда, важно было уехать из этого маленького городка, уехать немедленно, — утром их будут искать, и спрятаться здесь практически невозможно. Эшелон уходил на запад, направлением на Вологду. Вагон, в который они забрались, каким-то непостижимым для Гюнтера образом обманув часовых, оказался полностью забит новыми овчинными полушубками.
— Вот вам мягкий вагон, — пошутил Вангол, когда эшелон тронулся.
— Да, это лучше, чем та теплушка, но как нас сюда пустили?
— Располагайтесь, дорога дальняя. Мы с нынешнего дня сопровождающие ценный груз в осажденный Ленинград.
— Вангол, как это все вы делаете, как?
— В нужное время и в нужном месте я расскажу вам, — улыбнулся Вангол.
Гюнтер растерянно качал головой:
— Это какой-то заколдованный круг — в нужное время и в нужном месте… Вы что, сговорились? Это что, какой-то вселенский заговор?
— Конечно, Гюнтер… — расхохотался Вангол.
— Да, дерьмо полное… В какой камере этот лейтенант?
— В третьей.
— Что говорит?
— Ничего не говорит, вторые сутки допрашивают, а он молчит как рыба.
— Применяли?..
— Применяли. Без толку, молчит, подлец, глаза пялит и молчит.
— Да, дерьмо дело. А эта, тетка, чё?
— Тоже в камере.
— Ну?
— Та все свое и долдонит, заплатил червонцем царским жилец, а кто он такой, не знает, документы он ей казал, да она не запомнила, и примет не может толком назвать, только один из них лысый, и все.
— Выпустите ее, а завтра сам к ней домой иди и там спокойно допроси, нужен словесный портрет этих жильцов. Вернее, второго, лысого. По первому-то вроде как нарисовали. Понял?
— Так точно.
— А лейтенанта я сам допрошу еще раз.
Начальник отдела капитан Криворукое тяжело встал из-за стола, надел фуражку на выбритую до синевы голову и вышел в угодливо распахнутую перед ним старшиной Нефедовым дверь.
— Я в изолятор, к Суровцеву, — кинул он на ходу дежурному.
Тот позвонил по телефону:
— Там начальник идет, Суровцева допрашивать, как он?
Выслушав ответ, дежурный, мотнув головой, сплюнул на пол: