Вовремя. Шухарт чувствовал, как мышцы ног начинают наливаться болью, как эта боль плавно растекается по всему телу.
Молнии продолжали пронзать воздух, но лысый и Шухарт месили жижу, уже не обращая на них внимания. Выкарабкались вверх по пригорку и упали, оба одинаково вымотанные.
Где-то рядом всхлипывали и глухо колотили по земле.
– Ну тише, тише, – сказала домохозяйка. – Мы прошли.
Удары прекратились, но надрывное, загнанное дыхание раздавалось над самым Шухартовым ухом. Позади почти в такт ему громыхали молнии.
– Вы не понимаете, – прошептал, захлёбываясь, однорукий. – Вы там не были, как вы можете понять?! Даже когда возвращаешься… это всегда с тобой, в тебе. Те, кто там остался, они снятся по ночам – да даже если бы и не снились!.. – дело не в руке, не в руке, не в руке!.. – Он вдруг сорвался на крик и снова начал колотить кулаком по земле, комья полетели во все стороны, несколько упало на Шухарта. – Понимаете, этого не должно быть вообще, нигде и никогда! Они говорят «контузия» – да что они знают?! Штабные шакалы! Я никогда не был таким, а теперь… теперь никогда не стану прежним. И знаете, что самое страшное? Я заглядываю в себя и спрашиваю, чего я больше хочу: чтобы они все подохли в муках, как черви, как пиявки раздавленные, или чтобы всё вернулось, чтобы остановить, чтобы вообще никто никогда больше… – Он отчаянно замотал головой и с размаху ударил себя кулаком по груди. – Да и неужели это возможно – чтобы всё остановить?!
– Шар делает людей счастливыми, – сказал Шухарт, поднимаясь. – Может, не так, как вы себе это представляете. Но делает.
Он не сказал «всегда». Вспомнил о том, как водил сюда Богомола.
– А как он узнаёт, что нам нужно? – глухо спросил лысый. Он сел и дрожащими пальцами разглаживал складки на куртке, выдавливая и ещё больше втирая в ткань жижу.
– Как-то узнаёт.
– А если, – безразличным тоном спросила офис-леди, – сам человек не знает, чего он хочет? Что тогда?
Одно и то же из года в год, ничего в них не менялось. Чем ближе к Шару, тем больше сомнений. И все всегда хотят гарантий. И не думают о цене.
– Там видно будет, – сказал он. – Пойдём, здесь уже недалеко, скоро всё закончится.
Автофургон стоял совсем рядом, в его тени они снова сели – Шухарт так велел. Они ещё не понимали. А он, пожалуй, был рад этой передышке. Слишком сильно колотилось сердце: Сопли потрепали его сегодня сильней, чем обычно. А может, это просто годы давали о себе знать, просто годы…
Вокруг раскинулось пустое и пыльное пространство, сегодня непривычно тусклое, как будто старый выцветший фотоснимок. Вдали белел край карьера, и на спуске недостроенной лестницей в небеса торчала стрела экскаватора.