«Ну, наконец-то! Кто-то додумался воспользоваться фарами автомобилей!»
Он повернулся спиной к свету и открыл глаза.
«Лучше бы не открывал!»
Сеток не было. Склон попросту съехал, прихватив с собой заграждение, прожекторы и дорогу. В лучах света курилась пыль, сдуваемая ветром в долину.
Не увидев опор, Лёня приободрился: «Может, меня унесло далеко вниз, и только поэтому я не вижу сеток?» Идея понравилась, но если его унесло в долину, то откуда автомобильные фары?
Сильно щурясь, Лукашев присмотрелся к лучам и понял, что к знакомой ему технике освещение не имело отношения: в облаках пыли зеленоватый свет шёл витиеватым зигзагом, а не прямой линией, как ему предписывалось законами природы. Только сейчас Лёня осознал, что оказался на вражеской территории. Фактически он нарушил приказ – Штаб категорически запретил посещение зоны отчуждения. Человечество наблюдало, но не вмешивалось. Жизнь человека ценилась выше самых фантастических открытий.
Предчувствие опасности напомнило о рое.
Лёня ужаснулся. Он вдруг понял, что совершенно беззащитен перед надвигающейся смертью. Шлем разбит, а навстречу летят миллиарды прожорливых тварей, встреча с которыми и в обычных условиях не сулит ничего доброго, а теперь, после Золотой Сферы… Усилием воли Леонид заставил воображение работать во спасение, а не давить психику устрашающими фантазиями.
Он осмотрелся в поисках укрытия.
В куцых пределах видимости ничего обнадёживающего не наблюдалось. Следовало немедленно решить: испытывать судьбу, отправляясь на поиски убежища, или закопаться под камень, переждать ночь и только с рассветом решать, куда двигаться.
«Но ведь я знаю, куда двигаться, – рассердился на себя Леонид, – мне нужно в гору, наверх!» Но, покрутив головой, убедился, что понять, где «низ», а где горы, оказалось не так-то просто. Если верить глазам, то «низ» шёл от ног вправо, а слева просматривался очевидный подъём. Но чувства говорили другое: затылок будто тянуло назад, Лёне приходилось наклоняться вперёд, чтобы держать равновесие.
– Нужно ждать рассвета, – сделал вывод Лукашев.
Перехватив удобнее кнехт, он воспользовался его острым концом, как чизелем, с каждым взмахом всё глубже углубляя траншею. В исцарапанных до крови ладонях кнехт скользил, но дело понемногу двигалось: через минуту в образовавшуюся нишу Лёня уже мог улечься.
Тогда он принялся громоздить битые камни поверх брустверов, а когда высота насыпей показалась достаточной, намотал обрывок сетки поверх разбитого шлема, ничком улёгся в нишу и обрушил на себя камни, стараясь побольше насыпать на голову. С трудом переместив руки под живот, ещё несколько минут крутился, закапываясь в грунт, как скат на дне моря.