«Это ненадого, – успокаивал себя Леонид. – Ирина сказала, что восход через три часа. А было начало шестого. Всё замечательно! Полежу, соберусь с силами…»
«Замечательно?» Это было явным преувеличением. Острые углы камня, казалось, дырявили кожу даже сквозь ткань скафандра. Обрушенный сверху грунт с каждой минутой становился всё тяжелее, обжимая голову и шею. Кроме того, понемногу становилось жарко, ручейки пота в нескольких местах щекотали тело.
«Кажется, перестарался, – признался себе Лукашев. – Я тут и часа не продержусь».
Далёкий гул отвлёк от сомнений, а когда гул перерос в рёв, Лёня восхитился своей предусмотрительностью. Теперь его беспокоило совсем другое: достаточно ли глубоко он закопался? «Твари чувствуют кровь! – в отчаянии думал Леонид. – У меня руки исцарапаны, они найдут меня!»
Все силы уходили на то, чтобы заставить себя лежать неподвижно. Хотелось вскочить и побежать. Что-то коротко прошипело и громыхнуло. Через секунду ударило ещё раз. А потом ещё и ещё. Канонада приближалась, но, к удивлению Леонида, грунт оставался неподвижным: его не трясло и не подбрасывало.
«Ракеты земля-воздух? С кем там товарищи воюют? Не могли же насекомые, пролетев сквозь Сферу, превратиться в видимые для радаров мишени?»
А потом всё стихло. И грохот, и рёв. Неподалеку что-то потрескивало и шкворчало, в ноздри забирался сладковатый запах горелого масла. Но и запахи, и звуки казались мирными, домашними. Острая кромка камня больше не беспокоила. На голову если и давило, то терпимо.
Леонид почувствовал страшную усталость. И он уснул. Уснул легко и спокойно, как засыпают в детстве после целого дня «казаков и разбойников», отбеганных среди бескрайнего летнего леса…
* * *
Насколько легко он уснул, настолько тяжёлым показалось пробуждение.
На зубах скрипел песок, каждый вдох давался с боем, а тело казалось разбитым и чужим. И всё-таки, припомнив особенности «вчерашних» событий, Леонид заставил себя не спешить: долго прислушивался и принюхивался, стараясь угадать, что его ждёт на поверхности.
Только через полчаса он решился покинуть укрытие. Поначалу ничего не получалось: затёкшие руки не слушались, он их не чувствовал. Тогда попробовал пошевелить головой и плечами – ничего. Казалось, он был не погребён под породой, а вмурован в неё.
Едва сдерживаясь, чтобы не запаниковать, Лукашев задёргался всем телом: ногами, спиной… и сдвинулся с места! Осторожно пятясь, стараясь беречь израненные руки, он лез из норы, как змея выползает из своей старой шкуры. «Какой длины я сделал траншею? – недоумевал Лукашев. – То, что щебня на голову обрушил больше, чем на ноги, понятно – спасал голову, ноги-то в скафандре. Но почему выползок такой длинный?»