– Черт меня подери! – воскликнул Грег. – Это же Дуглас – Хромая Собака! Ну, здравствуй, начальничек!
Дуглас, вернее его муляж, повернулся и пошел в глубь Зоны.
– За ним, быстрее! – Цмыг поковылял за мертвяком. – Подъем, художник! Держись за нами. След в след.
Дуглас-мертвяк остановился, будто прислушиваясь к чему-то. Правая нога замерла в воздухе, так и не опустившись на землю. Мертвяк поднял голову и заскрипел. Скрип, отразившись от далеких домов, вернулся затихающим эхом.
– Жуть какая, – прошептал Грег. – Твой художник штаны не испачкал?
Новак без следов испуга глазел на мертвяка.
– Зовет кого-то, что ли? – поинтересовался он.
– Сам у него и спроси, – сказал Цмыг и зло посмотрел в спину мертвяка.
Вдалеке раздался ответный скрип. Мертвяк дернулся, опустил ногу и продолжил путь.
«Хоть раз услугу окажешь», – думал Грег, шагая за Дугласом.
Вот так же он вокруг тебя ходил, как надсмотрщик при рабах. Поднимаешь тяжелую лопату-«штопку» двумя руками, опускаешь стальной наконечник в щебень – ух-х! «Штопка» ревет, рвется из рук. А этот тип ходит и ухмыляется: работай, мол, Грег, выше себя всё равно не прыгнешь. Век тебе рельсы прокладывать и тяжести таскать. Вот и встретились, господин Дуглас. Выкуси, начальничек!
Ярослав Новак, художник, два года назад
На Кристине сегодня было красное вечернее платье – легкое и прекрасное. Оно подчеркивало стройную девичью фигуру, обволакивало нежно, словно невесомыми крыльями бабочек.
– Я хочу тебя нарисовать, Крыся, прямо сейчас!
– Ясик, не приставай.
Девушка шутливо оттолкнула его левой рукой. В правой она держала бокал с шампанским. Вокруг шумела толпа приглашенных гостей. Дорогие костюмы и шикарные платья. Бриллианты и золото на пальцах, ушах и тонких шеях. Говор, музыка, смех. Всё это смазалось для Ярослава, смешалось, разбавленное спиртным, на воображаемой палитре и выплеснулось в безумном ритме мазков Ренуара.
– Мой неблагодарный друг к тебе пристает?
Из толпы вынырнул виновник торжества – двадцатипятилетний Тадеуш, обнял Крысю за плечи и прикоснулся губами к ее открытой шее. Девушка рассмеялась:
– Ясик хочет меня нарисовать.
– Кто, этот неудачник?! Ни в коем случае не соглашайся! Он испортит твою красоту. У него же не картины, а кривые зеркала. Яська, ты хоть одну из них продал?
– Да… На прошлой неделе. Только деньги еще не перечислили.
– И не перечислят! Кто этот сумасшедший, не имеющий вкуса? Покажите мне его – хочу заглянуть ему в глаза! Ты неудачник, Яська, смирись.
От Тадика уже изрядно несло. До конца вечеринки он не протянет – отключится на одном из диванов. А гости еще долго будут поднимать тосты: за именинника, за его богатого папашу-банкира, за идеальную пару и красоту Крыси, желать долгих лет жизни и повторения успешной карьеры отца. А потом все разъедутся. Ясик уйдет раньше других, вернется в квартиру на мансарде, пропахшую краской, со старым шкафом, изъеденным древоточцем, мольбертом, стоящим у окна, маленьким письменным столом и незастеленной кроватью. Подойдет к окну, откроет, впуская прохладу, и будет долго прислушиваться к шуму вечерней Варшавы. От проезжающих внизу трамваев задребезжат стекла в открытых окнах. В соседнем доме зажгутся и погаснут огни. Молодые за стеной снова начнут стонать под скрипы старой кровати, и это тоже вольется в звуки его города. Потом Ясик насыплет на подоконник семечки, мелкие, перемешанные с мусором, купленные за бесценок на прошлой неделе, закроет окно, разденется и упадет на кровать.