— Да, это лошадь его отца, — признал Рис.
— Закрой поддувало, — приказал Хеселтайн.
— Эти деньги принадлежат нам и нашим соседям, — повторил я. — И ты хорошо это знаешь, Док.
— Ну и что, — заявил Док. — Мне-то до этого какое дело? Ради меня никто в жизни и пальцем не шевельнул.
— Поехали с нами, — предложил Рис. — Сделаем то, что собирались, ожидая Боба. Мы можем отправиться вчетвером — ведь теперь у нас есть деньги.
Мы, бывало, мечтали о том, чтобы украсть стадо, напасть на дилижанс или ограбить какой-нибудь банк, и я не задумывался о моральной стороне этого дела. Теперь же, когда речь шла о наших деньгах, деньгах, которые достались отцу, мне и нашим соседям потом и кровью, я стал по-другому смотреть на эти вещи. Одно дело — болтать о том, чтобы сделаться грабителем, а другое — в действительности стать им. Я-то был уверен, что это пустой треп, за которым ничего не стоит. Но только теперь я понял, что значит отдать грабителям то, что было добыто тяжелым трудом.
— Отец остался на берегу ручья с поломанной ногой, — сказал я, не подумав о том, что грабители обрадуются, узнав, что им нечего бояться моего отца. — Я должен вернуться к нему с лошадью и деньгами.
Боб Хеселтайн смотрел мне прямо в лицо.
— Я охотно верю, что ты был дружком Дока и Риса, но денег ты не получишь, ни ты, ни кто-либо другой.
Все трое смотрели на меня, взгляды их не предвещали ничего хорошего. На лице Малыша Риса неожиданно появилась идиотская ухмылка — впрочем, он всегда поглядывал на меня свысока. Док держал свою винтовку в руках; присутствие Хеселтайна придавало ему и Рису храбрости.
Они были готовы убить меня — парни, с которыми я ходил все лето. А я еще называл их друзьями и защищал от нападок отца.
Они перехитрили меня. Отец всегда говорил мне, что, если тебе достались плохие карты, лучше бросить их и подождать следующей раздачи, а не пытаться сжульничать в игре.
Теперь меня интересовало только одно — дадут ли они мне уйти или убьют на месте?
— Отдайте мне лошадь отца, она ведь вам не нужна, — сказал я.
Я взял поводья, взобрался на коня и поехал прочь. Я никак не мог поверить, что они вот так просто отпустят меня, и каждую минуту ожидал получить пулю в спину. Я больше всего боялся Хеселтайна, но тут до моих ушей донесся голос Риса.
— Неужели ты дашь ему уйти? Он ведь натравит на нас полицию.
— С чего бы это? За то, что мы нашли брошенные деньги?
Я ехал, не оборачиваясь.
На обратном пути к тому месту, где я оставил отца, я повторял себе, что, если бы он не ждал меня, я бы перестрелял их всех, хотя, откровенно говоря, я знал, что вряд ли мне удалось бы сделать это.