Одну из важнейших особенностей построения «Заметок из дневника. Воспоминаний» выявляет контекст пьесы «На дне». В пьесе, стремясь к диалектической оценке явлений, Горький выдвигал тезис, подходил к нему с позиции антитезиса – общая оценка выявляла истину. В «Записках» существует парность включенных в цикл экзистенциальных рассказов: «Городок» и «Пожары», «Чужие люди» – «Знахарка», «Паук» – «Могильщик», «Палач» – «Испытатели». Пары возникают как тематические образования. Но сверхзадача их иная: обнаружить диалектику явления. В первых трех парах – сближение экзистенциальных, метафизических типов. В теме убийства («Палач» – «Испытатели») вскрывается экзистенциальная сущность человека. В теме убийства Горький апробирует также прием «за шаг до или после экзистенциальной ситуации». В истории Гришки Меркулова («Палач») экзистенциальная ситуация смещается на «после» (безумие палача). Степан Прохоров («Испытатели») дан на грани убийства, в момент борьбы в человеке инфернальных сил. Разрешение антиномий темы убийства в истории извозчика Меркулова. Внешний пласт рассказа прочитывается традиционно: безнаказанность за нечаянное убийство порождает желание повторить из любопытства. Но проблема правовой версией не исчерпывается. Горький переводит ее в экзистенциальный план. Мир его «испытателей» обезбожен. Испытание – попытка установить предел для человека, когда нет пределов изначальных – Бога и совести. Следуя логике поиска пределов, писатель намного опережает вывод, который в «Соглядатае» сделает Набоков: мир обезбоженный рано или поздно станет миром обесчеловеченным, ибо «как ты ни живи, человече, никто, кроме тебя, жизнью не руководит»; «Кто мне запретит? Где запрет нам? Ведь нет запрета нигде, ни в чем – нет…»; «Любого могу убить, и меня любой убить может». Устойчивый набор атрибутивных экзистенциальных чувств и символов сопровождает горьковского человека (как андреевского и сартровского): тревога, страх, уподобление человеческой судьбы судьбе мухи. Но если бег по замкнутому кругу, самоуничтожение кафкианского человека было психологическим, то самоуничтожение горьковского героя более материально и конечно: «…сам уничтожил себя, удавился».
Группу экзистенциальных рассказов из «Записок из дневника. Воспоминаний» завершает «Рассказ о герое» (1924). Формирование горьковского замысла «Жизни Клима Самгина» большинство исследователей ведет через «Записки доктора Ряхина», повесть «Все то же», статью «Заметки о мещанстве» и др. Не отвергая этот динамический ряд, мы склонны дополнить его «Рассказом о герое», который внешне менее связан с эпопеей, сущностно же не только отражает многое из «Жизни Клима Самгина», но, на наш взгляд, является экзистенциальной версией Самгина, говорит то, что в эпопее дано в закодированном, уже свернутом виде. «Рассказ о герое» – экзистенциальная суть «Жизни Клима Самгина».