— Увы, это случается нередко. Родители верят, что они лучше разбираются в жизни, и стремятся все решать за своих детей. — Она задержала на миг свой взгляд на лице Тины и добавила: — Нельзя ничего решать за других, особенно за близких. Иначе мы можем только искалечить их жизни и навеки оттолкнуть их от себя.
Исподволь высказанное предупреждение не осталось незамеченным Тиной — прими его таким, как есть, или все потеряешь.
Так как Тина меньше всего в жизни стремилась потерять Дьюка, она решила принимать его таким, как он есть, и быть благодарной судьбе за каждый счастливый миг рядом с ним.
Оставшийся до рождения малыша месяц был заполнен ожиданием грядущего счастья. Они с Дьюком вместе ездили в магазины за детскими вещами, придумывали ребенку имя, спорили о его воспитании. Накупили кипы книг о детях, журналов, посвященных дому и саду, продумывали, как обставят свое новое жилище, какие цветы и деревья посадят рядом с ним. Такая идиллия продолжалась почти до самого срока родов.
Но вдруг их гармоничный и прекрасный мир оказался под угрозой. Все началось в одно замечательное солнечное летнее утро. Тина проснулась, как обычно умиротворенной и радостной. Ни малейшего дурного предчувствия, ни каких-нибудь самых незначительных признаков надвигающегося несчастья. Она встала — в последние два месяца это стало трудновато, — оделась и отправилась на кухню, чтобы приготовить плотный завтрак для Дьюка. Он же просматривал в своем кабинете утренние газеты. На плите аппетитно шипела яичница с беконом, были готовы хрустящие тосты с маслом, сварен душистый кофе. Но Дьюк почему-то задерживался.
Тина окликнула его, но ответа не последовало. Оставив завтрак на столе, она поспешила в кабинет, посчитав, что его отвлекло что-то важное, и он не расслышал ее зова.
Дверь кабинета была распахнута настежь.
Он стоял, держа в руках телеграмму, взгляд его был устремлен на текст. Черты лица исказились, щеки побледнели, губы сошлись в узкую линию. Он не заметил ее появления.
— Дьюк! — Тину взволновала и напугала его мрачная отрешенность, так не похожая на настроение последних недель.
Он медленно поднял голову и повернулся к ней. В глазах застыло безразличное, отсутствующее выражение. Когда его взор упал на ее живот, Тина заметила, как в глазах Дьюка на миг появилось выражение глубокого страдания.
— Что случилось?! — воскликнула она, охваченная паническим страхом.
— Ничего, — буркнул Дьюк себе под нос, быстро отвернулся, судорожно комкая в руке лист бумаги. Он скатал телеграмму в шарик и с ожесточением запустил его в мусорную корзину.